Шрифт:
Закладка:
6.8.73. Итак, Платон смешал в этом отрывке оба вопроса: о вожделеющей душе и о сердце и сосудах, от него произросших. Гиппократ также не воздерживается от того, чтобы что-то сказать об этом, и более всего в рассуждении, которое я привел раньше, где на основании пульсации вены в локте делается вывод о душевном складе, а также при описании лечения бледности и худобы при охлажденных состояниях тела. Он пишет: «Нужно приложить старание, чтобы возбудить яростный дух и восстановить хороший цвет, а также веселость»[116].
6.8.74. Ты можешь видеть, что Платон разъясняет назначение сердца, когда говорит, что в нем «дух кипит гневом»[117]. После него философы стали определять гнев как кипение жара в области сердца.
6.8.75. Гиппократ, рассуждая о происхождении лихорадки, говорит, что «она возрастает, охлаждая ноги, в грудной клетке проявляется жаром и посылает как бы пламя в голову», иными словами, он знал, что начало природного тепла находится в сердце.
6.8.76. Однако я не ставил себе задачу собрать здесь все высказывания этих мужей или истолковывать их, так как собираюсь сделать это в других сочинениях, как я заявил в самом начале. Моя задача в настоящем сочинении — лишь разобрать и рассудить, в чем их учения сходятся, а в чем нет.
6.8.77. Пришло время закончить эту книгу, так как я уже показал, что печень является началом вен, крови и вожделеющей части души.
6.8.78. Поскольку так полагали не только Гиппократ и Платон, но и не худшие из поэтов, которых Хрисипп приводил в качестве свидетелей, я решил привести еще одно рассуждение из-за удивительной его мудрости: он, отвлекшись от научных доказательств, использует творения поэтов, и мифические рассказы, и примеры поведения женщин в качестве подтверждения правильности своего учения, нисколько не замечая, что все они свидетельствуют против него и доказывают противоположное, как я показал ранее, поскольку все, на кого он ссылается, уверены, что гнев пребывает в сердце, а разумение — в головном мозге.
6.8.79. То, что они помещают вожделеющее начало в печень, я мог бы доказать с помощью множества свидетелей, так что, кажется, мне не стоит стремиться к тому, чего я советую избегать, и проводить время в бесполезных делах. Я только упомяну Гомера, который изображает наказание в Аиде Тития, который в необузданном вожделении своем посягнул на Лето:
6.8.80. «Тития также я видел, рожденного славною Геей.
Девять пелетров заняв, лежал на земле он. Сидело
С каждого бока его по коршуну; печень терзая,
В сальник въедались ему. И не мог он отбиться руками.
Зевсову он обесчестил супругу Лето, как к Пифону
Чрез Панопей она шла, хоровыми площадками славный»[118].
6.8.81. Гомер изобразил, что у Тития, пошедшего на преступление из-за вожделения, терзается не сердце, не головной мозг и не какой-либо другой орган, каре подвергается лишь печень — орган, повинный в его преступлении, и это разумно.
6.8.82. Так же и теперь имеют обыкновение поступать те, кто наказывает провинившихся рабов: у беглых рабов прижигают, рассекают и бьют ноги, у ворующих — руки, у прожорливых — живот, у болтливых — язык, и вообще, наказывают те части тела, посредством которых они делают дурные дела.
6.8.83. Если последователи Хрисиппа могут назвать какую-то другую причину, по которой Гомер изобразил именно такое наказание Тития, я с удовольствием послушаю их. Если же они не назовут и не отыщут такую причину, то, я думаю, разумно похвалить Гомера за то, что он еще до Гиппократа и Платона думал так же, как они, и привести также и его в качестве свидетеля того, что мы здесь доказали и узнали.
ΒΙΒΛΙΟΝ ΕΒΔΟΜΟΝ[119]
7.1.1. Οὐκ ἐγὼ τοῦ µήκους τῆς πραγµατείας αἴτιος, ὡς καὶ πρόσθεν εἶπον, ἀλλ’ οἱ ψευδῶν λόγων ὧν ἠρώτησαν ὑπὲρ ἡγεµονικοῦ ψυχῆς οὐκ ὀλίγας πληρώσαντες βίβλους, οὓς εἰ µὲν ἀνελέγκτους τις εἴασεν, ὥσπερ ἐγνώκειν ἐγὼ τότε κατ’ ἀρχάς, οὐκ ἂν ἐδόκει βεβαίως ἀποδεδεῖχθαι τἀληθές, εἰ δὲ ἐξήλεγχε πάντας ἑξῆς ἐπιὼν ὡς µηδένα παραλιπεῖν, εἰς µῆκος οὐκ ἀναγκαῖον ἐκτείνεσθαι συνέβαινε τὴν ὅλην πραγµατείαν.
7.1.2. ἐπειδὴ τοίνυν τῶν πρώτων ἤδη <γεγραµµένων> ὑποµνηµάτων οὐκ ὤκνουν τινὲς ἐπαινεῖν ὡς ἀληθεῖς οὓς Χρύσιππός τε καὶ ἄλλοι τινὲς ὑπὲρ ἡγεµονικοῦ ψυχῆς ἠρώτησαν λόγους, ἔδοξε τοῖς ἑταίροις, οἷς µάλιστα χαριζόµενος ἔγραφον ταῦτα, προσθεῖναι τὰς λύσεις αὐτῶν.
7.1.3. ἀναγκαῖον γὰρ ὂν ἢ µηκῦναι κατὰ τὴν πραγµατείαν ἢ µὴ δοκεῖν ἀποδεδειχέναι τελέως ὑπὸ τριῶν ἀρχῶν διοικούµενον τὸ ζῷον, αἱρετώτερον ἔδοξεν εἰς µῆκος ἐκτεῖναι. καὶ µέντοι καὶ τὸ τέλος αὐτὸ τὸ γιγνόµενον δείκνυσιν ὀρθῶς ἡµᾶς ἑλοµένους ἅπαντας ἐλέγξαι τοὺς ἠρωτηµένους λόγους.
7.1.4. οὔτε γὰρ Στωϊκὸς ἔτι φιλόσοφος οὔτε Περιπατητικὸς οὔτε ἰατρός τις ὁµοίως θρασὺς ὡς πρόσθεν [εἴρηται ἔσται], ἀλλ’ ἔνιοί γε καὶ φανερῶς ἐπὶ τὸν ἀληθῆ µετέστησαν λόγον, ἰατροὶ µὲν ἐξ ἐγκεφάλου συγχωροῦντες ἐπιρρεῖν αἰσθήσεώς τε καὶ κινήσεως δύναµιν ἅπασι τοῖς κατὰ τὸ ζῷον µέλεσι, φιλόσοφοι δὲ τὸ λογιζόµενον τῆς ψυχῆς ἐνταῦθ’ ὑπάρχειν.
7.1.5. ᾐδέσθησαν γὰρ ἐναργῶς ὑπὸ τῆς ἀνατοµῆς ἐλεγχθέντος θατέρου τῶν ληµµάτων, προηγουµένως ᾧ χρώµενοι ψευδῶς συνελογίζοντο, προστιθέντες αὐτῷ τὸ πρὸς ἁπάντων ὁµολογούµενον καθ’ ὅ φασιν ἔνθα τῶν νεύρων ἡ ἀρχή, ἐνταῦθ’ εἶναι τὸ ἡγεµονικόν, ὅπερ καὶ ἀληθές ἐστιν.
7.1.6. ἀλλ’ ἥ γε προσληφθεῖσα δεοµένη µὲν ἐξ ἀνατοµῆς εὑρεθῆναι, κατεψευσµένη δ’ ὑπ’ ἐκείνων οἰοµένων ἐκ τῆς καρδίας ὁρµᾶσθαι τὰ νεῦρα ψευδὲς εἰκότως εἰργάζετο τοῦ παντὸς λόγου τὸ συµπέρασµα. καί τινές γε τῶν οὐκ ἀλήθειαν, ἀλλ’ ἅπερ ἐξ ἀρχῆς ἔθεντο στεργόντων ἐπιχειρήσαντες ἀνατρέπειν <τὸ> πᾶσιν ὁµολογούµενον ἔµπροσθεν λῆµµα καταγέλαστοι τελέως ἐφάνησαν.
7.1.7. ἐδείχθη γὰρ ἀπ’ αὐτῆς τοῦ ζητουµένου πράγµατος τῆς οἰκείας φύσεως ἢ οὐσίας ἢ ὅπως ἄν τις ὀνοµάζειν ἐθέλῃ τὴν πίστιν ἔχον, ἡγεµονικὸν ἁπάντων νοούντων καὶ λεγόντων τὸ κατάρχον αἰσθήσεώς τε καὶ τῆς καθ’ ὁρµὴν κινήσεως.
7.1.8. ἐδείχθη δὲ καὶ ὡς αὐτὸς ὁ λόγος ἀρχαῖς µέν ἐστιν ἀρκούµενοςοὐκ ἐνδόξοις, οὐ µὴν ἀλλ’ ἐπιστηµονικοῖς τοῖς λήµµασι κεχρηµένος, ὅπερ ἴδιόν ἐστιν ἀποδεικτικῆς µεθόδου. οὐ µόνον δὲ τοὺς περὶ ψυχῆς ἡγεµονικοῦ λόγους ἠρωτηµένους ὑπ’ αὐτῶν ἐλέγχοντες ἐµηκύναµεν, ἀλλὰ καὶ τὰ περὶ τῶν παθῶν τῆς ψυχῆς ὑπὸ
