А я медленно сползаю по стволу дерева вниз. На траву.

Уже совсем не думаю о том, что вымажу платье так, что его уже никто не восстановит!

Прижимаю ледяные руки к горящим щекам.

До сих пор вижу. Четко понимаю.

В последний момент в его глазах вспыхнуло такое…

Он точно готов был мне свернуть шею. Переломить позвонки одним-единственным щелчком!

Приходится долго посидеть у воды.

Нервная дрожь колотит. Не дает подняться.

Даже умываюсь несколько раз холодной водой из озера.

Замечаю, как на город начинают спускаться сумерки.

Заставляю себя подняться. Резко вскакиваю на ноги.

В белый день ходить по улицам опасно!

Даже в столице опасно зайти в людное место, в дорогое заведение, где отдыхают солидные люди!

Те, кто против меня, способны даже их смести ураганом!

Не постесняются напасть и сделать со мной все, что угодно даже на глазах всего города!

Что тогда говорить о темноте?

Запрусь. Запрусь в доме на ближайшие дни и шагу из него не сделаю!

И Лене запрещу к нам приходить!

Еще не хватало, чтобы и ей навредили!

Сама даже и не понимаю, как собираюсь. Вытягиваюсь в струну, несмотря на то, что меня до сих пор колотит!

А все равно.

Кем бы они ни были. Если следят сейчас за мной. Если наблюдают. Пусть видят, что я не утратила своего достоинства! Нет! Они меня не запугали! Но решение нужно принять верное. Трезвое. Понимаю ведь.

И меня, и всю нашу семью они способны переломить, как самую тонкую соломинку!

Добираюсь домой уже почти затемно.

Мечтаю только об одном.

Отмокнуть в горячей ванной и спрятаться от всего мира с головой под одеялом!

Но…

И тут никакого спокойствия!

Замираю на повороте к дому, замечая машину скорой помощи.

В легких не остается дыхания. Сердце сжимается так, что слезы из глаз!

Что? Что еще случилось? Неужели? Отец?

Или тот, кто так настоятельно советовал уехать перешел от угроз к действиям?

Судорожный вдох. Через силу.

И бегу. Мчусь. Несусь на всех парах к дому!

– Отец! Что???

Выдыхаю, натолкнувшись на него прямо в гостиной.

Вроде с виду все нормально. Дом цел и папа тоже.

– Джана, – сдавленно выдыхает, сжимая руки в кулаки. – Сердце, – рвано добавляет побелевшими, сжатыми в тонкую нить губами. – Нельзя туда пока, Саида, – удерживает меня крепко за руку, когда рвусь в комнату мамы.

– Там врачи.

О, боги!

Нет. Нет, нет, нет!

Значит, все серьезно, если не пускают! И… Не увозят? Что это значит? Трогать, перемещать нельзя?

– Но почему?

Сама не понимаю, как вцепляюсь обеими руками, судорожно, в отцовскую рубашку.

– Почему?!

Выкрикиваю с отчаянием.

– Все ведь почти закончилось! Все начало исправляться! Налаживаться!

– Тамила сбежала сегодня из санатория. Утром.

Рвано бросает. Отворачивается.

– Джана не выдержала!

– Почему сбежала? Как? Зачем?

Ничего не понимаю. Трясу головой.

А перед глазами та самая кукла утренняя. Тот дикий, больной какой-то кошмар-угроза.

Неужели она?

Так ненавидит или и правда свихнулась на нервной почве?

– Потому что я самый хреновый в этом мире отец.

Никогда не слышала, чтобы он произносил такие слова. В нашем доме никогда не было слышно ругательств!

– Перестань.

Обнимаю его. Прижимаюсь. Пытаюсь согреть своим теплом.

– Ты самый лучший. Наш. Папа.

– На, – бросает на стол смятый клочок бумаги.

– Читай.

« Я не собираюсь больше жить по вашим идиотским средневековым правилам!»

Глаза сами распахиваются, когда разглаживаю смятую бумагу и узнаю неровный почерк сестры.

« Вы собрались меня закрыть, как прокаженную просто за то, что я не девственница! Вы садисты! Застрявшие в каких-то диких временах!

А я собираюсь жить! Любить! И вы мне не помешаете! Не ищите. Я уехала с тем, кто меня любит, в отличие от вас!»

Ужас.

Еще и в такой момент.

Пошатываюсь. Хватаюсь руками за стол.

– С мужчиной, Саида!

Глаза отца становятся стеклянными.

– Она сбежала и уехала с мужчиной! Какой-то сопляк переоделся санитаром и вытащил ее через окно ночью! А до этого… До этого он приходил под видом электрика. Ремонтника. Сантехника. Они сговорились! Вместе придумали весь план! Камеры все показали!»

Как из прошлой жизни вспоминаю. Тамила говорила чтото о каком-то парне, студенте, что яхты обслуживал. Как его звали? Кажется, Денис…

– Сядь. Выпей.

Знаю, что это не лучшее лекарство. Но сейчас по-другому нельзя.

Мечусь к буфету. Достаю крепкую настойку. Наливаю рюмку, но, подумав, переливаю содержимое в стакан и доливаю еще. Ему сейчас это нужно!

Отец опрокидывает поставленный перед ним стакан одним махом. Даже не замечая, как должно обжечь горло.

– Мать! Мать приезжала к ней! Ты! Ты пошла на такую жертву! Я ведь знаю, дочка. Знаю, что ты не выбирала Шамиля! А она!

Дикий грохот кулаком по столу. Такой, что я вздрагиваю и вжимаю голову в плечи.

– Она разрабатывала свой план и смеялась над нами! Все это время, пока мы за нее волновались. Места себе не находили! Она и Джану еще угробила!

– Тише, отец. Тише.

Глажу его по голове, как маленького ребенка.

– С мамой все будет хорошо. Все обойдется!

Шепчу так жарко, так уверенно, как могу. И сама всем сердцем на это надеюсь!

– Может, Багиров и прав. Гнилая наша кровь, – отец опускает голову. – Я вор, сестра твоя шлюха…И…

– Прекрати! Ты ни в чем не виноват! Ты ошибся, а Тамила… Тамила… Она сама виновата!

– Не произноси больше в этом доме ее имени!

Глаза отца вспыхивают яростью. Но на их дне такая дикая боль… Что сердце разрывается!

– Это имя теперь в нашем доме табу!

Нам остается только усесться и ждать. В полном молчании.

Ждать, пока выйдут врачи из маминой спальни и озвучат свой приговор.

– Состояние среднее, – наконец уставший, бледный врач выходит из ее спальни.

Покачивает головой, снимая перчатки.

– Я бы рекомендовал госпитализацию, но ваша жена резко против. В принципе. Капельницы можно поставить и дома. Приставить к ней медсестру. Но сами понимаете. Специалистов и оборудования рядом не будет, если что-то случится.

– Нет. В больницу, – резко отвечает отец. – Я не допущу, чтобы и с Джаной что-то случилось!

Закусываю губу.

Замираю на миг.

А после срываюсь. Дрожащими руками собираю вещи. Все, что может понадобиться в больнице.

Стараюсь не плакать, усаживаясь рядом с мамой в машину скорой