региональной партийной организации Мидлендса, решил, что у коммунизма нет будущего, и сменил пластинку[115]. Другие продолжали сражаться в той же битве, но на разных фронтах. Я имею в виду, в частности, Джоан Нойбергер, которая завоевала общенациональную известность, возглавив на факультете Техасского университета борьбу против огнестрельного оружия в кампусе. Третьи оставили профессию или скончались – Реджи Зельник, в нелепом ДТП в кампусе Беркли в 2004 году; Миша, из-за осложнений, связанных с началом болезни Альцгеймера в 2010 году, через два года после того, как мой отец скончался от той же самой злосчастной болезни. Я отвлекся от этих тем, заинтересовавшись строительством канала в советском Узбекистане, и именно здесь, на периферии, как это определялось в моей предыдущей работе, я хочу закончить эту главу. Я уже говорил о Диноре Азимовой, дочери историка, которая написала диссертацию о строительстве Большого Ферганского канала. Динора, по праву истинный ученый, как и остальные ее родственники, явно приспособилась к новым условиям в стране. Когда я отправился в семейный дом под Ташкентом, чтобы взять интервью у матери Диноры, я также встретился с ее братом, тогда министром финансов Узбекистана. У этой узбекской семьи было достаточно средств, чтобы обзавестись русскими шоферами и домашней прислугой; я подумал, как интересно изменился колониализм. Что не менее удивительно, когда Динора представила меня своей невестке в качестве профессора «Мичиганского университета», женщина переспросила: «Какого?» «Университета штата Мичиган», – ответил я. «О, я провела два года в качестве студентки в Центральном Мичиганском университете в Маунт-Плезант!» – воскликнула она на безупречном английском.

Офис IREX, спонсора моей поездки в Узбекистан в 1999 году, расположился в центре Ташкента; там работали местные жители, которые источали доброту и услужливость. По крайней мере, был достаточно приветлив американец, на десять лет меня младше, возглавлявший офис. Однажды вечером я столкнулся с ним на собрании экспатов, которые изо всех сил старались подражать тем пресловутым истеричным тусовщикам в Москве, о которых лучше всего писали Мэтт Тайбби и Марк Эймс в своей газете «The Exile»[116]. В Фергане IREX свел меня с Фаузией Аблякимовой, бывшей питомицей IREX, которая провела семестр в Университете Иллинойса в Шампейн-Урбана и преподавала английский в Ферганском государственном университете. Фаузия договорилась, чтобы я остановился в квартире ее родственников, которые в то время уехали. Она проводила меня в архив в первое утро, когда я начал там работать, и каждый вечер обеспечивала мне ужин. И хотя я не упомянул об этом в своем отчете IREX, она не только позаботилась о том, чтобы водитель отвез меня на Ферганский канал, но и сидела рядом со мной на заднем сидении, а когда мы добрались до канала, поднялась по берегу, стремясь показать мне детали барельефа. Подумайте, сколько раз за этот необычайно приятный случай были нарушены каноны религиозного фундаментализма: замужняя мусульманка провела день на экскурсии с американцем-немусульманином в совершенно обособленной части страны, занимаясь исторической реконструкцией.

Будучи мусульманкой, Фаузия получила советское – и светское – воспитание. И она, и ее муж, учитель физкультуры, воспитывались в Ашхабаде (Туркменистан). Они, дети депортированных крымских татар, приехали в Фергану в 1970-х годах по самой простой причине, в поисках работы. В 1999 году, когда мы встретились, их прошлое показалось мне не более чем любопытным. Только спустя десятилетие, когда я сосредоточился на вопросах миграции, стало очевидно, что весь Советский Союз состоит из людей, по той или иной причине перемещенных. Я уже упоминал о некоторых пожилых жителях Донецка, но и многие другие были родом из иных мест: Лариса Сартания, переводчица у Дэнни, приехала из Грузии; Алевтина Воронцова, работавшая на одном из местных телеканалов, переехала из Сибири и говорила о своем польском происхождении; моя ташкентская хозяйка, еврейка, которая во время войны сопровождала своих родителей в эвакуацию, решила с дочерью вернуться в Россию.

Я не поддерживал связь с Фаузией, но Динора, по родству людей творческих, со мной общаться продолжала. Летом 2004 года она обратилась к своему «американскому брату» по электронной почте, чтобы спросить, могу ли я помочь с переводом на английский русскоязычного сценария для фильма, который она написала о пребывании поэта Сергея Есенина в Ташкенте в начале 1920-х годов. Не будучи знакомым с этой историей, которая реально имела под собой основания, я оказал ей эту услугу. Не знаю, вышло ли что-нибудь из ее задумки. Несколько лет спустя я был в Москве и получил от Диноры электронное письмо с просьбой срочно встретиться с ней у Боровицких ворот в Кремле, где кто-то из ее «детей» выступал в концертном зале у Оружейной палаты. Я вовремя появился у входа, где обнаружил, что для меня оставлен билет. Найдя свое место, я начал высматривать в зале Динору, ожидая, что она в любой момент появится. Тем временем молодые люди из разных стран ближнего зарубежья исполняли произведения классической музыки: белорусская девушка играла Моцарта, грузинский мальчик – Бетховена. Затем на сцену вышел узбекский мальчик в сопровождении пожилой женщины, о которой я подумал, что это сама Динора. Мальчик сел за рояль и начал с листа играть незнакомую мне музыкальную пьесу; женщина услужливо переворачивала страницы партитуры.

После концерта я подошел к ним, похвалил выступление мальчика и спросил, знают ли они Динору Азимову. «Да, – живо отреагировал мальчик. – Благодаря ей я здесь. Она заплатила за то, чтобы я приехал». Женщина, как оказалось, мать мальчика, просияла. «Она сама собиралась приехать?» – упав духом, спросил я. Мальчик ответил, что это так, но в последний момент возникли какие-то важные дела. Сколько нитей в этой встрече переплелось! Дочь первой женщины-ученого из числа коренного населения, которая самостоятельно добилась успеха в своей профессии, снова уверенно встает на ноги после распада страны, которая позволила ее семье достичь неожиданных высот. Накопив значительный культурный капитал, она инвестирует часть его в благодарного вундеркинда (своего «сына»), который, родившись после обретения Узбекистаном независимости, едет в Москву, чтобы выступить там с другими детьми из бывших советских республик. Тем самым она помогает увековечить связи – давайте назовем их «имперскими», – которые связывали эти обширные нации с центром, то есть с Москвой и друг с другом, через посредство высокой европейской культуры.

Глава 7

В сети и в пути

Веб-сайт «Семнадцать мгновений советской истории» (www. soviethistory.msu.edu) существует почти двадцать лет. Большую часть этого времени он играет ключевую роль в том, как студенты из США и других стран соприкасаются с советской историей, что они в ней видят, слышат, что вычитывают из советского