— Стой! Не вниз — наверх! Быстро, Тая!

Испуганно замираю, не понимая, что делать, и взволнованно наблюдаю за Герой. Следует отметить, что он ведёт себя до безумия странно: зачем-то скидывает мокасины, запуская те в разные стороны, ерошит волосы на голове и рывком разрывает на груди рубашку, да так, что пуговицы с треском разлетаются по гостиной, а потом в позе ленивого тюленя приземляется на диван лицом вниз. Я только хочу возмутиться, сказать что-нибудь колкое и рассмеяться, как на пороге прихожей замечаю маму. Ну, конечно, и как я могла забыть о её дурацкой любви к утренним пробежкам!

— Гера! — вскрикивает мама, изумлённо округляя глаза. — Что?! Что всё это значит?!

— А?.. Что?.. — невнятно пыхтит в ответ Савицкий и продолжает делать вид, что спит.

— Георгий! — вспыхивает мать и, позабыв снять кроссовки, подходит к парню. — Ты что, только вернулся?! Ты пьян?!

— Совсем немного, Лиза! — Не открывая глаз, Гера вытягивает вверх руку. То сближая, то отдаляя друг от друга большой и указательный пальцы, он пытается изобразить это самое «немного» и продолжает косить под пьяного.

И, вроде, понимаю, что Савицкий просто даёт мне шанс убежать: подняться и тем самым спастись от неминуемых расспросов мамы. Но я продолжаю стоять на лестнице и, едва сдерживая смех, наблюдать за игрой Геры.

— Боже, мальчик мой! Тебе совсем нельзя пить! — Мама безуспешно пытает привести парня в чувство. — И что с тобой происходит?

— Ни-че-го! — приподняв голову, по слогам хрипит Савицкий, а затем снова плюхается носом вниз. — Мне просто очень хорошо!

— Замечательно просто! — ёрничает мама, отчаявшись привести Геру в порядок. — Господи! И что подумают девочки, когда увидят тебя в таком состоянии? А Вадим? Он же с ума сойдёт!

— Всё нормуль! — напевает басом Савицкий, игнорируя причитания матери. — Хотя нет! — Он начинает хаотично размахивать указательным пальцем. — Мне бы водички! Лизонька, умоляю, спаси!

— Хорошо, хорошо! — ошарашенно суетится возле дивана мать. — Я сейчас! — отчаянно хлопает руками по бёдрам и спешит на кухню.

— Ну, слон в посудной лавке! Долго тебя ждать! — вопит Савицкий, а я не сразу понимаю, что это уже адресовано мне.

Под недовольное ворчание матери, которая наверняка приняла эти слова на свой счёт, я босиком семеню по ступеням вниз и под возмущённое пыхтение Геры, который, видимо, полагал, что я всё же вернусь в его комнату, залетаю в гостиную.

— Закрой глаза, пьяница! — шепчу в отместку за «слониху» и, оглушаемая сумасшедшим биением собственного сердца, подбегаю к развалившемуся на диване Гере. И пока он артистично пускает слюни на плюшевую обивку, запускаю ладонь в его короткие волосы цвета ночи и оставляю лёгкий поцелуй на любимой щеке. — К чему весь этот цирк, Гера?

— Спасаю твою репутацию!

— Наплевав на свою? — тихо хихикаю, не переставая ласкать Савицкого губами.

— Что ты творишь, Тая?! — выдыхает он. Замечаю, как кожа на его руках покрывается мурашками, и, совершенно позабыв о матери, провожу подушечкой указательного пальца вдоль напряжённого запястья.

— Кажется, люблю тебя! — мурлычу на ушко. Глупости! Будет у нас и кофе, и нежности, и прогулки… Просто не как у всех. Но вместе мы справимся, верно?

— Тая, я…— отчаянно тянет Гера, но договорить не успевает.

— Дочка! — восклицает мама со стаканом воды в руках. — Господи! Да что за утро-то такое! — мотает она головой и с ходу отпивает добрую половину спасительной жидкости. — А что за вид у тебя, Тася?! — хмурится и залпом допивает остатки.

— Скажи, что тоже любишь, — тихо прошу Савицкого, горячим дыханием касаясь мочки его уха.

— Люблю, — почти беззвучно шевелит губами Гера.

— Мамочка! — тут же вскрикиваю не своим голосом и отскакиваю от парня. Испуганно прикрываю ладонями рот, скрывая самую счастливую на свете улыбку, и не хуже Савицкого вживаюсь в роль. — Я так испугалась! Проснулась от грохота. Потом услышала твои крики. Выбегаю из комнаты, а тут — он. — Тычу пальцем в лежащего на диване Геру. — Мамочка, милая, скажи, что Савицкий жив! Я пыталась нащупать пульс, но всё мимо! Может, «скорую» вызвать или там искусственное дыхание сделать?

Краем глаза замечаю, как спина несчастного сотрясается в безудержном смехе. Хорошо, что все внимание мамы приковано к моим голым коленкам и съехавшей с плеча тонкой бретельке майки.

— Оденься! Немедленно! Сейчас же! — надрывает связки родительница и снова прикладывается к стакану, увы, уже пустому.

— «Только рюмка водки на столе», — от недостатка внимания к своей персоне начинает фальшиво горланить Савицкий.

— Слава Богу, Георгий пьян в стельку и ни черта не соображает! — обречённо выдыхает мать, а потом заводится с новой силой: — Иначе я бы тебе, Таисия, голову оторвала, честное слово! Быстро в свою комнату!

— Ладно, прости! — Выставив перед собой раскрытые ладони, пытаюсь успокоить маму. — Я не подумала! — Под басистое пение Савицкого отступаю к своей комнате. — Каюсь! Не кричи только, мам! А то сейчас все сбегутся! Как выскочат из своих кроваток кто в чём, ещё неизвестно, как я на их фоне буду смотреться!

— На мои крики сбегутся?! — Мама на мгновение теряет дар речи, кивая в сторону голосящего парня. — Вы сговорились, что ли? Дурдом какой-то!

— Воды! Воды! — включает несчастного несостоявшийся певец, а я, пользуясь случаем, бегу к себе, беспрерывно прокручивая в голове сладкое «люблю», слетевшее с губ моего Геры.

Глава 12. Предел

Чем реже кормишь хищника, тем злее он становится.

Мы зря позабыли о прошлом.

Конец ноября

Кабинет психолога

— Когда влюблён, ощущаешь себя всесильным; думаешь, что способен на всё, и слишком самоуверен. Не так страшно падать, когда за спиной вырастают крылья, верно? А мои сзади были необъятных размеров!

Пожимаю плечами, пока Татьяна Ивановна что-то строчит в своём блокноте.

— В мире нет ничего вечного, и крылья за спиной однажды исчезают у всех, — заявляет она между делом, словно толку от этих крыльев — ноль!

— Мои были вырваны с мясом, — бормочу себе под нос.

— Такое тоже бывает, Тася! — На мгновение оторвавшись от своих записей, Татьяна Ивановна