- Силы небесные, что за святая простота! Да это же Цыпленок, разве вы не узнали?

- Цыпленок? - переспросила Адель, чувствуя, как кровь приливает к щекам. Смутная догадка уже мелькнула у нее в голове: когда-то она слышала, что Цыпленок - семейное прозвище герцога Орлеанского. - Боже мой, неужели?

- Вот именно! Это был Фердинанд Филипп собственной персоной. - Шеффер расхохотался. Потом с притворной укоризной произнес: - М-да, мне искренне жаль вас. Чистое невезение! Впрочем, вы можете утешиться тем, что чистота ваша осталась незапятнанной…

Вне себя от гнева Адель воскликнула, лихорадочно сбрасывая с себя балахон, в котором позировала Шефферу:

- Вы бы лучше помолчали! Вы просто шут! Если бы в вас была хоть капля чего-то дружеского, вы бы дали мне понять, кто передо мной!

- С какой это стати? - спросил Шеффер, пожимая плечами.

- О, я знаю! Вы до сих пор мстите мне за то, что я отказала вам. Ну что ж, мы еще посмотрим…

В этот миг дверь снова распахнулась, и на пороге показался недавно ушедший герцог Орлеанский. Адель, не договорив, застыла на месте в одной нижней юбке и корсаже, босая, с распущенными волосами.

- Что это за крик? - спросил принц. - Неужели моя скромная персона стала причиной столь громкого скандала? Я в отчаянии, если мой визит поссорил лучшего художника Франции с самой красивой девушкой Парижа.

Он обращался, казалось, к обоим, но смотрел только на Адель. Просто не мог оторвать взгляд. Она с величайшим достоинством произнесла, снова уходя за ширму:

- Я поссорилась с Шеффером, потому что он был недостаточно галантен. Но, похоже, что и для вас, ваше высочество, учтивость не является правилом. Даже самые малые дети знают, что, прежде чем войти, следует постучать.

- Вы читаете мне проповеди? - улыбнулся принц. - Какие добронравные речи для столь прелестных уст!

Адель не ответила, быстро застегивая крючки платья на спине. Ей все еще казалось, что над ней немного смеются. Принц, не отрывая взгляда от золотоволосой головки, то показывающейся, то скрывающейся за ширмой, приблизился, подошел так близко, что коснулся рукой китайского шелка, и перехватил зеленый взгляд Адель.

- Вы сердитесь, мадемуазель?

- Нисколько.

- Я прошу прощения за все, что могло бы рассердить вас. Можно узнать, как вас зовут?

- Адель Эрио, к вашим услугам, монсеньор, - сказала она, впервые за всю беседу поднимая на него глаза.

- Эрио? Не верится. Имя прекрасно, но для фамилии у вас слишком много достоинств. Вы уверены, что именно так вас зовут?

- Уверена, и я в отчаянии, что это имя не нравится вашему высочеству. Однако другого у меня нет.

- В любом случае вы заслуживаете большего.

Адель улыбнулась:

- Вот с этим, монсеньор, я полностью согласна.

Он осторожно, очень деликатно коснулся ее руки:

- Я очарован, Адель. Можно ли будет вас увидеть еще?

- Я трижды в неделю бываю у Шеффера.

- Это хорошо, но главное препятствие здесь именно Шеффер.

Адель пожала плечами, но не произнесла ни слова, ожидая, что же предложит принц. Ее молчание несколько сбило его с толку. Прошло несколько секунд, прежде чем он произнес:

- Есть риск, мадемуазель, что мои слова оскорбят вас…

- Какие слова? Вы еще не сказали ничего обидного.

- Но собираюсь сказать. Я собираюсь просить вас о свидании.

Адель мгновение молчала. Он не сводил с нее глаз, любуясь нежностью обнаженных рук и полуулыбкой розовых губ. Не дожидаясь ответа, он вполголоса сказал:

- Какие у вас глаза, Адель. Видели ли вы море? Если да, то знаете, какой бывает морская вода, когда луч солнца пронизывает ее до самого дна. У вас именно такие глаза… Помните: «Люблю я глаз твоих зеленый пламень, и прелесть сладкую, что так теперь горька…» - Он улыбнулся. - Ответьте же. Или вам хочется, чтобы я утонул окончательно?

Адель вдруг тоже улыбнулась, так, что прелестная улыбка осветила все ее лицо, от точеного подбородка до темных ресниц, и очень дружески произнесла, протягивая принцу руки:

- Если вы, ваше высочество, наберетесь смелости приехать сегодня на улицу Кассини в квартале Обсерватории и войти в дом номер двенадцать…

- Тогда что же?

- Тогда я буду вас там ждать, и вы получите то свидание, о котором просили.

Улыбаясь, он поднес к губам сначала одну, потом другую ее руку, и Адель с удивлением ощутила, что ее сердце слабо ответило на этот знак внимания, и заметила про себя, что еще никто не целовал ей рук так почтительно и деликатно.

Ее сердце было тронуто. Да и могло ли быть иначе? С ней говорил молодой, привлекательный, умный и страстный принц, герцог Орлеанский. Наследник престола целовал ей руки и соглашался посетить ее квартирку на улице Кассини. Не было ли это тем, о чем она мечтала?

Глава третья

Записка русского вельможи

Золото

и блестящие подарки

обладают

немым красноречием,

которое трогает

сердце женщины

сильнее самых

прекрасных речей.

Уильям Шекспир

1

1 июля на балу в Опере в ложе маркизы де Гретри было людно. Забыв о музыке и развлечениях, государственные люди, вроде депутата Дюшателя и президента Палаты пэров Паскье, беседовали о громком событии: совсем недавно генерал Бюже убил на дуэли депутата Дюлона лишь за язвительную реплику, брошенную во время прений в парламенте.

- Неплохо было бы таких генералов посылать в Алжир, - проворчал банкир Лаффит, - там бы они лучше применяли свои способности.

- Вам не по нраву те, кто воюет в Алжире?

- Мне не по нраву те, кто командует. Спросите у Морни - он только что оттуда. Он расскажет, как там идут дела.

Герцог де Морни, не переставая лорнировать какую-то даму, небрежно бросил:

- Господин Лаффит прав. В Алжире мы зажаты на побережье. Кстати, генерал Бюже, как известный приверженец дуэли, очень пригодился бы там…

- Что вы имеете в виду?

- Вы разве не слышали? - Морни рассмеялся, опуская лорнет. - Предводитель тамошних варваров, некий Абд-аль-Кадир предложил генералу Демишелю поединок. Да-да, он так и написал: «Выходите и пусть поединок решит, кто из нас останется хозяином на поле битвы».