Шрифт:
Закладка:
Адель ожидала мать, лежа в постели. Сегодня она чувствовала себя куда более сильной, чем вчера. Живот был уже плоский. Единственную боль доставляли груди, полные молока, - их пришлось перевязать. С этим надо было смириться. Адель в который раз приподнялась на локте и заглянула в колыбель - та всегда находилась рядом, она не разрешала отодвинуть ее ни на дюйм. Дезире, недавно накормленная, как всегда, спала. Она была все такая же розовая, как и раньше, но утром доставила всем много беспокойства, срыгивая проглоченное молоко. Подумывали даже о том, не уволить ли найденную кормилицу. Потом, к счастью, все пошло гладко, и волнения улеглись.
Нежность сжимала сердце Адель, когда она смотрела на Дезире. Впервые за много месяцев ей даже стало как-то жаль Эдуарда: он ведь совсем не знает такой девочки. Не чувствует такой любви, как Адель. Для Адель, например, любовь к Дезире была теперь самым важным на свете. Теперь хотелось ради этой девочки достичь большего, чем она имела. Жить в настоящем дворце, одном из старинных парижских отелей. Купить множество вилл - близ Парижа, в Нормандии, на Лазурном берегу. Тратить четыреста тысяч франков в год, так, чтобы повсюду тебя знали…
Адель взглянула на Жюдит:
- Как ты думаешь, после родов… ну, словом, сколько нужно времени, чтобы полностью оправиться?
- Оправиться для чего?
- Для того, чтобы спать с мужчинами.
Жюдит расхохоталась:
- Видимо, для мадемуазель это все равно что пара пустяков!
- А что тут такого? Я никогда над этим не задумывалась. Мне все мужчины безразличны. Так даже легче. Жюдит уже более серьезно ответила:
- Это вы у своей мамы спросите, много ли нужно времени. Впрочем, она все твердит, что в вашем роду женщины сильные.
Из прихожей донесся оживленный голос Гортензии. Она вошла в спальню дочери, снимая шляпку:
- Взгляни, дитя мое, кого я тебе привела! Я говорила, что ты еще не здорова, но он настаивал. Похоже, у него к тебе какое-то поручение.
Спутником госпожи Эрио был Жак Морэн, Адель его сразу узнала и даже приподнялась в постели, удивленная таким визитом. Смуглый южанин с улыбкой поцеловал ей руку:
- Поздравляю, мадемуазель, поздравляю! Что, вот это и есть ваш ребенок? Я слышал, вы назвали ее Дезире. Ну, и как вы думаете, на кого она похожа?
- На меня, конечно, - сказала Адель, обрадованная таким явным интересом к ее дочке со стороны совершенно постороннего человека - до сих пор дитям восхищались только самые близкие люди. - Правда, у нее голубые глаза, но мама говорит, что цвет глаз потом меняется. Она будет зеленоглазая, как и я.
- Вот как? М-да, это будет настоящая беда для нашего брата! Ну что ж, поздравляю вас еще раз. А я к вам с приятной новостью…
Он улыбался, но его голос и глаза выдавали явную заинтересованность. Сейчас он смотрел на Адель вовсе не как друг. «Что ж, - подумала она, - если я на второй день после родов уже могу быть привлекательной, это хороший знак». Привыкшая к такого рода вниманию, она даже не шевельнулась, чтобы чуть выше натянуть одеяло и прикрыть глубокий вырез ночной кофты.
- Ну и что же за новость? - спросила она медовым голосом, забавляясь легким замешательством Морэна.
- Новость? О, помните, я делал с вас этюды? Так вот, эти этюды имели успех!
Он обвел всех торжествующим взглядом.
- Успех? Какой успех? Их кто-то купил?
- Их приобрел сам Ари Шеффер, и он же очень просит вас поработать у него в Тюильри в качестве натурщицы!
На Адель это сообщение не произвело нужного впечатления. У нее и в мыслях не было тратить время на то, чтобы позировать какому-то художнику. Морэн с возмущенным видом повторил:
- Ари Шеффер! Вы что же, не знаете Ари Шеффера?
- Я слышала, он друг герцога Орлеанского[23], - сказала Гортензия.
- А я видела портрет Мериме[24] в женском костюме, - заметила Адель, - его нарисовал, кажется, Шеффер. Ну и что?
- Как «ну и что»? Сейчас идет обновление всего дворца Тюильри, Шефферу поручена работа над этим. Он главный художник Франции! - воскликнул Морэн.
Адель перебила его:
- Скажите лучше, сколько он мне будет платить?
Морэн пожал плечами.
- Не знаю… Не спрашивал. О Господи, вероятно, столько же, сколько и другим натурщицам, сто франков в месяц!
- Сто франков? Фи! Такие деньги я имела в магазине.
- Но это же не магазин! Это мастерская художника! Он изобразит вас Миньоной, вы прославитесь на весь мир благодаря ему!
Адель без всякого энтузиазма сказала:
- Не знаю. Не уверена, что так будет и что это мне надо. У меня слишком много дел.
Гортензия мягко остановила ее:
- Адель, о каких, собственно, делах ты говоришь? Насколько я знаю, я тебя нет никаких дел. Морэн, может быть, предлагает стоящее занятие.
Адель упрямо повторила:
- Не знаю. В любом случае мне надо посоветоваться…
- С кем?
- С человеком, который разбирается в этом лучше меня.
10
Спустя месяц после родов Адель полностью обрела прежнюю форму. Впрочем, прежнюю - это было слабо сказано. Подобно многим другим женщинам, Адель после первых родов расцвела так, что прежней Адель до нее теперь было далеко.
Упражнениями и умеренностью в пище она добилась того, что девичьи корсеты снова стали пригодны для ее талии, а возможно, стала еще тоньше - по крайней мере, затягиваться она могла теперь до двадцати дюймов, так, что получалась требуемая модой «осиная талия», чрезвычайно эффектно выглядевшая в сочетании с широчайшими кринолинами. Грудь налилась, округлилась, стала выше и привлекательнее. Адель явилась к Жиске, когда Дезире исполнилось полмесяца, и он увидел перед собой изумительно красивую юную женщину, совершенно неуязвимую для любых критических стрел. В ее внешности невозможно было отыскать изъяна.
Адель была в муслиновом платье в зеленый цветочек. Золотисто-смуглая кожа - оттенка чайной розы - поразительно аппетитно контрастировала с белым тоном наряда. Муслин подчеркивал прелесть голых точеных рук и покатых плеч. Юбки грациозно колыхались и шуршали при каждом шаге, кринолин волновался, приоткрывая туфли; тонкую лебединую шею обвивало колье из поддельного жемчуга, под подбородком были завязаны шелковые ленты шляпки. Адель была сама грация, само жизнелюбие, изумрудный огонь бил из огромных зеленых глаз. Медового цвета волосы были уложены в причудливую прическу, модную
