Вместо очевидного возмущения, я снова теряю себя в ощущениях, тону в вязком чувстве наслаждения, понимая, что противиться не смогу.

Длинные пальцы пробираются к трусикам и осторожно смещают мокрую ткань.

—Ох как ты готова, просто огонь, — горячий член касается оголенных ягодиц, а затем плавно перемещается ко входу. — Тихо только, ага?

Господи, что же я делаю в стенах универа?

—Ты делаешь из меня…

—Любимую женщину, — Рустам плавно входит в меня на всю длину и начинает умеренно двигаться, постепенно целуя каждый открывшийся участок тела. Я с силой прикусываю губу, понимая, что с очередным толчком реальность вокруг размывается, остается только тяжесть внизу живота и невозможное наслаждение. Рустам чуть раздвигает ноги шире и прогибает меня в пояснице.

Хлюпающие звуки совсем тихие, а тяжелое дыхание, наоборот, громче, но Рустам осторожно смещает руку с груди на мой рот, чуть сдавливая.

—Малыш, тссс, — хрипло шепчет рваным голосом, ускоряясь, сильнее вонзаясь в меня.

Я возношусь на самую высокую точку и со сдавленным стоном разлетаюсь на миллион осколков, ощущая вязкую жидкость на пояснице. Рустам заграбастывает меня в свои руки и целует в плечо.

—Моя девочка…

Все тело расслабляется, но я все еще вибрирую от достигнутого оргазма. Хорошо и ноль мыслей.

32. Разговоры по душам

ГЛАВА 32

БЕЛОВ

Я хочу ее хочу касаться, хочу ее нюхать и до потери пульса целовать, чтобы в головке, кроме меня, не было ни единой гребанной мысли. Отпускаю свою девочку нехотя, мягко целую в губы и довольно наблюдаю за тем, как пыхтя, Вася пытается застегнуть мою рубашку на своей защупанной ранее груди. Смотрится бомбезно, так что хочется облизать ее за это с ног до головы.

—Рустам, так нельзя! — шипит Вася, в очередной раз пытаясь застегнуть пуговицу.

—Никто не узнает, — тихо шепчу в висок, оставляя мягкий поцелуй на влажной коже. Она пахнет сексом, то есть мною. Прекрасно.

—Я о чем тебя просила? — даже сквозь полумрак я вижу, как сверкают гневом ее глаза. И снова ее хочу. Хочу злой, хочу доброй, всякой хочу. Себе. Навсегда.

—А ты тут видишь свидетелей? Я просканировал коридор, только ты, я и кладовка. Ну парочка швабр теперь уссыкаются от зависти, так и быть.

Вася хмыкает и пытается сдержать смешок, однако выходит так себе. Люблю ее смех, хочется слушать и слушать, может поэтому я несу такую откровенную нездоровую херню в ее присутствии, напрочь забывая о том, что я вообще-то воспитанный мальчик. В теории был.

—Так нельзя, я запрещаю тебе такое вытворять в стенах университета! Это аморально.

—Согласен, но так приятно, и вообще ты во всем виновата, — заправляя все еще пульсирующий член в штаны, с упреком отвечаю своей девочке. — Потому что нельзя быть на свете красивой такой… — пою шепотом, снова крадя поцелуй, сминая мягкие и податливые губки.

—У меня следующая пара, Рустам, а я выгляжу как низкосортная… — отрываясь от меня, шепчет малышка.

—Что я говорил о подобных сравнениях? — хриплю в ответ, наступая на малышку горой. Меня это уже начинает вымораживать.

Вася складывает руки на груди, и мой взгляд сам собой утекает туда. Уф! Как вообще с ней можно говорить дольше минуты, не завалив на кровать сразу же?

—Рустам, это сейчас смотрится именно так. Я просила тебя не выказывать наших отношений в стенах университета. Это мой авторитет, это моя репутация и работа, у меня…кроме моего трудолюбия, нет за плечами ничего, поблажек никто делать не будет, связей тоже нет, — срывающимся голосом умоляюще говорит Вася, а я вдруг застываю. Или в ее слова был намек на что-то, или я просто тупой, и лыжи не едут.

Да и в чем проблема? Я ее связи, ее поблажки, ее выход из любой чертовой ситуации. Мои связи ее связи, и все тут. В конце концов, я не приложение к отцу, и сам стою очень много чего.

—А, то есть у меня будут поблажки в случае чего? Рапунцель, я иду танком вперед сам, без мам, пап и кредитов. Надеюсь, ясно? — сжимаю руки в кулаки и мысленно отсчитывая до пяти. Нихера, крышу начинает рвать.

Вася тяжело выдыхает, а затем опускает голову.

—Я не говорила это в связке с тобой, но ты должен понять, что моя работа далась мне тяжело, особенно с моим прошлым.

—Так расскажи мне, что такого было в твоем прошлом, чтобы я сложил два и два и не смотрелся идиотом сейчас.

Малышка замирает, а я начинаю злиться, что чего-то не знаю относительно нее, но не искать же досье, это уже нечестно выходит. Я хочу, чтобы вся информация поступала непосредственно мне от самой малышки. По венам скользит едва уловимый гнев, меня злит, что она продолжает молчать, только смотрит своими огромными глазами и дует губы.

—Ничего хорошего, да и не говорить о нем в затхлой кладовке в окружении швабр и ведер, Рустам.

Накрутить себя быстро я могу совсем как баба, у меня в этом плане разгон такой же.

—Ну значит, найди время и место, чтобы рассказать мне о себе, как я нашел силы и рассказал тебе то, о чем из близкого окружения, кроме семьи, знает только Клык. Я перед тобой раскрытая книга, Василиса, и я жду такого же в ответ.

—Дай мне…время немного, и я все тебе расскажу.

Смотрю на нее и понимаю, что сделаю все, о чем она попросит. И это меня пугает до чертиков, как, впрочем, и радует одновременно.

* * *

Обещание плохи тем, что их надо исполнять, вот почему я топчусь перед зданием городского совета с острым желанием разнести здесь все в щепки. Но вместо этого, одновременно болтая с ба по телефону, я захожу внутрь.

—Красавица, ты там себя хорошо ведешь?

Бабушка хмыкает, а затем хохочет. Люблю ее прекрасное расположение духа.

—Даже если захочу себя вести плохо, тут не с кем. Все вокруг жутко красивые, но глубоко женатые, моя радость, а я хоть красотка, но не разлучница. И вообще на том свете мне дед не простит.

Я прыскаю от смеха, все еще не верю, что это моя ба на телефоне. Та, которая ни на одного мужчину и смотреть не хотела с момента, как умер дед еще пять лет назад.

—Я о другом: предписания врачей не пропускаешь? — настаиваю на своем, потому что слишком хорошо знаю свою бабушку. Ей дай волю,