Шрифт:
Закладка:
Трое ирландцев вышли из дандолкской церкви и поскакали на север. Ветра не было, но холодное солнце, вылинявшее, как старый ястреб, пряталось в облаках. По дороге они объехали с запада длинный курган, который звался Ньюгрейндж, похожий на огромную буханку черного хлеба. Они не заметили, как тусклые пальцы солнца пробрались внутрь через одно-единственное отверстие, не засыпанное древним щебнем[89], и разыскали тех, кто проспал там тысячу лет, и разбудили тех, кого смогли добудиться.
Магуайр,[90]крайне раздраженный тем, что ему пришлось сделать в Дандолке, тихо бесился всю дорогу. В конце концов он попрощался со спутниками и, пришпорив коня, умчался вперед: мол, его люди уже заждались его в Данганноне.
– Магуайр – дикарь, – задумчиво сказал О’Нил Красному Хью. – Hи черта не смыслит в дипломатии. Не понимает, что надо приспосабливаться.
Хью отдал Магуайру в жены свою дочь от Шиван, ее последнее дитя. Он согласился на этот брак, но Магуайр ему все равно не нравился. Похож на невоспитанного пса, да еще зачем-то выбривает бородку клинышком, а усы, дай ему волю, отрастил бы до колен.
– Он – человек прошлого, – продолжал Хью, – и нет у него ничего за душой. Он не принимает решений сам – только откликается на то, что говорят другие. Он не способен остановиться и задуматься. Сразу кусает, и все тут. Ему нельзя доверять.
– Конечно, он дикарь, – бодро согласился Красный Хью. – Но он – наш дикарь.
Еще где-то с милю они проехали в дружеском молчании. Ветер понемногу крепчал.
– Они хотят рассорить меня с Магуайром, – сказал Хью. – Лорд-наместник и прочие. Хотят, чтобы я начал с ним воевать. А мне это без пользы.
– Тогда объединись с ним, дядя, – предложил Красный Хью.
Красный Хью проспал ночь в Данганноне, поднялся рано и оделся в дорогу. Когда О’Нил вышел во двор, тот уже стоял у ворот замка в лучах бледного солнца и смотрел, как Магуайр седлает коня. Магуайр между тем ухватил коня за челюсть и уставился ему в глаза, словно бросая вызов. Пес – он и есть пес; черный пес. Хотя наездник отменный, в этом ему не откажешь.
Красный Хью стоял, скрестив руки, словно не чувствуя холода, с обычной своей веселой заносчивостью на лице. О’Нил разглядывал и его. Если Магуйар – черный пес, то Красный Хью – лис: златоусый, рыжий, темноглазый, пронырливый и проворный. Граф надеялся удержать их обоих при себе, но не был уверен, что у него над ними столько же власти, сколько у них – друг над другом. Пес и Лис: не должны они дружить, это против самой природы! И все же дружба их была не слабее той, о которой поется в песнях. Хью наблюдал, как Магуайр садится в седло: тот подошел к коню сначала слева, затем – справа, а после дернул за поводья, не видные графу издалека, и огромный серый жеребец вдруг попятился и задрожал крупом, оробев, точно девица на сельских танцах.
Комедия, которую разыгрывали между собой Дублин и Ольстер, продолжалась. Двоедушник Хью О’Нил был как актер, взявший две роли в одном представлении и наловчившийся за минуту переменять одежду, бороду и голос. То он требовал от маршала, сэра Генри Багенала, своего шурина, тысячу фунтов, что были обещаны за Мейбл в приданое, то, не пройдет и недели, заявлял, что ему до этих денег дела нет. Разумеется, ему не доверяли – и на то имелись веские причины; но он почему-то считал, что ему все равно должны доверять, а не изводить его постоянными подозрениями и проверками. Еженедельно, а то и по два раза в неделю приезжал английский герольд с очередными приказами, пока Хью наконец не возопил по-ирландски, что, мол, Сыном Божьим клянусь, лучше мне подохнуть, чем ты будешь мозолить мне глаза через два дня на третий этой своей кургузой курточкой, да еще и красной! О’Доннел и Магуайр не могли взять в толк, почему О’Нил лезет из кожи вон, лишь бы задобрить лорда-наместника с его сворой. По одному его слову на севере поднимется целое королевство, но вместо этого он все строчит свои бесконечные письма, просит прощения, клянется в верности, снова и снова рассказывает всем подряд, как верно он служил королеве, как воевал против ее врагов и страдал от ран, полученных в этих битвах (несколько раз его и правда ранили, хотя совсем несерьезно). Чего он боится, хотели бы они знать. Быть может, он околдован? Эта старая английская ведьма оседлала графа, что твоего жеребца, и теперь гоняет его в хвост и в гриву? Пес и Лис посмеялись над этим вместе, но оба не были до конца уверены, что это не так.
– Поехали со мной, – сказал Пес Лису. – Пока они нас не раздавили. Пока Тирон не передумал и не заделался англичанином.
– Он спас мне жизнь.
– Так не растрать ее по-глупому. Время пришло.
Погода была отличная. С отрядом налетчиков они промчались по полям Слайго и угнали на север соседских коров, как с незапамятных времен поступали их предки, – отчасти стыдясь содеянного, отчасти гордясь. В Дублине никто и слова не скажет против: какое дело англичанам до того, что одни ирландцы грабят других? Да и все равно они скоро вернут этих коров хозяевам, сказали они себе – и возможно, даже вернули.
С приходом весны, воодушевленные мыслью о том, что наконец-то они сделали хоть что-то, Лис и Пес повели самых проверенных своих бойцов на юг, в Коннахт: там английские власти в лице сэра Ричарда Бингема, которого недавно поставили губернатором Коннахта, жестоко притесняли большой клан О’Рурков. Граф Тирон предостерег их, напомнил о клятвах, недавно принесенных в Дандолке, и строго спросил, что они надеются выгадать, нарушив слово. Но они все равно поехали, и графу ничего не оставалось, как распорядиться, чтобы Педро Бланко – графский мажордом, как он называл себя на собственном языке, – отправил следом за ними, на подмогу, отборных бойцов О’Нилов.
– Этот О’Рурк, – сказал Магуайр Красному Хью по дороге на юг, – который у них сейчас во главе клана, – сын того О’Рурка, который ездил в Шотландию просить помощи у короля Якова. Привез ему в подарок ирландских волкодавов, каких в Шотландии прежде не видывали. Король принял его ласково и обещал помочь…
– Но только до