И дрожат пред губернатором,

Как дрожало до сих пор.

13 марта. Назаревский с удивлением говорил про Позняка, который рассказал в управлении по делам печати, что в «Агентстве» была депеша из Берлина, из Kreuz-Zeitung, в которой говорилось, что, несмотря на речь царя про образ правления, в России рано или поздно образ правления должен перемениться и быть таким, как и во всех других государствах. Позняк рассказывал, что без его ведома эту депешу отправили к Воронцову, который разрешил ее напечатать. Позняк был поражен и не решился напечатать. Тогда по телефону его спросили, почему эту депешу не напечатали. Позняк попросил аудиенцию, так как не решился говорить об этом по телефону, и получил ответ после аудиенции, что вопрос исчерпан.

16 октября. Назначение Горемыкина председателем Совета министров – дело рук Победоносцева и Витте.

27 декабря. Говорят, что Горемыкин теперь занят ревизией сумм департамента полиции. Общественный слух говорит, что он хочет проверить Дурново, что будто при нем там были злоупотребления и недочеты, а интимная хроника, с Валем во главе, в этих недочетах винит Н.И.Петрова, что теперь Горемыкину приходится спасать приятеля, так устроить ревизию, чтобы оказалось всё в порядке за время управления Петровым этим департаментом. По рассказам Валя, Петров не теперь, а гораздо раньше очень жирно там поживился.

28 декабря. Был у нас митрополит Палладий. Рассказал он, что Синод намерен поднести образ Тертию Филиппову. Это по инициативе Победоносцева, или «Петровны», как его называют, поднесут за то, что Филиппов содействовал у Витте, чтобы было выдано Победоносцеву 3 миллиона 400 тысяч рублей на церковно-приходские школы. Оказывается, Победоносцев выхлопотал эти деньги у Витте, а Филиппов, узнав об этом, назначил над ними контроль. Чтобы контроль к нему не придирался, Победоносцев и придумал подношение образа. Филиппов желает, чтобы образ ему был поднесен в Синоде, с подобающей торжественностью.

1896 год

4 января. Привез Рабинович от Маркова стихи «Антон Горемыка». Вот они:

Друг, не верь пустой надежде,

Говорю тебе, не верь! —

Горе мыкали мы прежде,

Горе мыкаем теперь!

Граф Валуев горе мыкал,

Мыкал горе Маков цвет,

Но не много он намыкал

И увял во цвете лет.

Всей Россией управляя,

Горе мыкал Лорис сам,

И в Европе угасая,

Горемыкой умер там.

Граф Игнатьев из-за моря,

На Лориса место сел,

Повернулся, мыкнул горе

И недолго усидел.

А Игнатьеву на смену,

Горе мыкать стал Толстой,

От усердья лез на стену

И намыкал – ой-ой-ой!

Но Толстой сошел в могилу,

Дурново сменил его,

Дурно – во, как это было!..

И прогнали Дурново.

И во всех министрах этих —

Хороша ль, не хороша —

Пребывала непременно

Горемычная душа.

Да, обманчивой надежде,

Говорю тебе, не верь.

Горе мыкали мы прежде,

Горемыкин и теперь.

5 января. Асланбеков принес нам следующие стихи:

Наше внутреннее дело

То толстело, то Дурнело, (Толстой – Дурново)

Заикалось и плевалось, (Заика – Плеве)

А теперь в долги ввязалось. (Долгово – Сабуров)

И не дай бог, если вскоре,

Будем мыкать только горе. (Горемыкин)

На Руси – увы! —

Злые две напасти:

На низу – Власть Тьмы,

А вверху – тьма власти.

Это очень зло сказано, но есть доля, и большая доля, правды.

11 января. Безродная говорила, что Горемыкин ленив на работу, любит сидеть у Петровых и ужинать у Зеленко, куда собирается веселая компания.

5 февраля. Насчет перехода тюремного ведомства к юстиции было экстренное заседание в Государственном совете, заседание секретное, канцелярия не была допущена, Плеве записывал. Члены Государственного совета допрашивали Горемыкина и Муравьева, каким образом произошел переход тюремного управления из одного ведомства в другое без совещания в Государственном совете. Горемыкин спутался в ответах, Муравьев же объяснил, что это было сделано по его инициативе, – он доложил царю и последовало высочайшее повеление. Были потребованы от Муравьева объяснения, почему он это сделал незаконным порядком. Объяснения он должен был дать в следующем заседании, но Победоносцев не допустил до этого. Так как ему всегда открыты двери к царю, он поспешил к нему и доказал ему, что Государственный совет подкапывается под самодержавие. Он сумел так убедить царя, что было приказано Государственному совету всё это дело предать забвению.

12 февраля. Е.В. сказал Н.И.Петрову, что его имя часто упоминается теперь по поводу истории его приятеля Меранвиля, который якобы взял за дележ имений таврических богачей Поповых 300 тыс. руб. с них обманом. Деньги эти он поделил с Зеленко. Один из братьев Поповых женат на Скалой, но женился больной, жену заразил, и оба уехали лечиться в Париж. В это время происходил дележ. Меранвиль ездил в Париж и там обобрал Попова, а теперь Скалой, который командует в Одессе дивизией, начал это дело против Меранвиля.

20 февраля. Говорили с Барановым о покойном Черевине. Последнее время Черевин пил еще больше обыкновенного. Незадолго перед болезнью он так был выпивши, что не попал в свою карету. Привезли его в чужих санях, в чужой шубе. Всю дорогу он ехал распахнувшись – и вот причина болезни. Затем коснулись прошлого Черевина. Баранов сказал, что читал его некролог в «Новом времени», что там упущено одно обстоятельство, что Черевин поставлял «кормилиц»[46] покойному государю. Из намеков Баранова я поняла, что Черевин был по отношению к Александру III то, что Рылеев по отношению к Александру II.

Видя, что я сомневаюсь, Баранов сказал, что, будучи градоначальником в Петербурге, он должен был знать, куда едет царь, и оберегать его в его интимных поездках – время тогда было смутное. Сначала он и не подозревал подобных вкусов у покойного царя. Баранов объясняет, что Черевин после 1 марта 1881 года не только не пал, а стал еще подниматься. Это очень интересная подробность, которую я узнала про Александра III впервые. А вчера царица-мать и царь стояли у постели Черевина в 10 час. утра, и он умер при них!

Всё так было скрытно делаемо, что царица ничего не подозревает до сих пор.