Советы 1918–1943») отметил, что для Юзефа Бека тогда желательно было лишь «ограниченное сотрудничество с советской федерацией, настолько ограниченное, чтобы оно не портило достигнутый уровень отношений второй Речи Посполитой с Германией».

Вскоре по возвращении польского министра иностранных дел в Варшаву появились и дополнительные аргументы в пользу такого толкования. Спустя всего месяц после подписания польско-германской декларации о ненападении в Берлине была достигнута договоренность, которую Дариуш Балишевский назвал актом морального разоружения. Как тогда сообщала польская пресса, «сразу же после ратификации польско-германского соглашения о ненападении» в немецкой столице были предприняты акции, «направленные на культурное сближение». На эту тему состоялись беседы «прибывшего из Варшавы шефа отдела по вопросам прессы в Министерстве иностранных дел г. Пжесмыцкого и его заместителя г. Рюккера с представителями соответствующих немецких структур». В ходе состоявшихся бесед была «признана необходимость поддержания постоянных контактов и совместного информирования общественности в духе двустороннего понимания. Отмечалось полное взаимопонимание в том, что касается совместных действий в этом направлении как в ежедневной прессе, так и в периодической и литературной, в радиопередачах, театрах, кино и т. п.». Решено было также, что контакты такого рода будут продолжены, следующая встреча «состоится в Варшаве в ближайшее время». Корреспонденту, приславшему такое сообщение, удалось узнать, что пресса в Германии и Польше отныне будет получать совместно выработанные разрешения на распространение изданий. Все это станет «весьма важным шагом на пути разрядки в отношениях между государствами». В Германии ослабнет антипольская пропаганда, к примеру, в кинотеатрах не будут больше демонстрироваться фильмы типа «Пылающая граница», прекратится также чтение «пропагандистских лекций, призывающих к ревизии восточных границ» Германии.

Уже 4 марта 1934 года парижский «Journal des Débats» опубликовал статью своего корреспондента в Берлине под красноречивым названием «Польско-германская идиллия», вполне однозначно констатировавшую, что отношения Варшавы и Берлина приобретают такую сердечность, которой они никогда не имели. Новая подруга Третьего рейха отныне будет трактоваться с небывалым респектом. Все немецкие организации — частные и правительственные — получили установку «говорить о Польше… так, чтобы ни в прессе, ни в театральных залах, ни в кинотеатрах не оказалось ничего, что могло быть похоже даже на наилучшую критику правящих в Польше кругов». На широкую ногу предпринятая Берлином и Варшавой акция, уточнял автор публикации, «имеет целью не только ограничение свободы печати, суровую цензуру кинофильмов, театральных постановок, книжных произведений и т. д.», но и выработку за рубежом нужного мнения, касающегося «новой и с этого времени совместной германско-польской политики». Такое задание поставлено польско-немецкому агентству «Europa International — Nachrichten», уже оборудованы великолепные и дорогостоящие кабинеты, в которых работают «многочисленные польские и немецкие журналисты». Они распространяют по миру «доброе слово польско-немецкое», эффективно противостоящее французской пропаганде. Как все это Варшава объяснит Парижу? Ответ на такой вопрос корреспонденту «Journal des Débats» был уже очевиден. Варшава, уверен он, скажет, что ей больше не нужна игра, в которой Польша являлась «только козырем французской политики», а Париж до этого добивался изменений во взглядах правящих Польшей людей, живущих «значительно большими симпатиями в гитлеровскому Рейху, нежели к парламентарной Франции». «Kurjer Warszаwski», реагируя на процитированную публикацию авторитетного парижского издания, не удержался, чтобы не сказать, что сформулированные в ней констатации и комментарии трудно воспринимать «без нервов». Выводы, прозвучавшие во французской столице, сводились в итоге к тому, что «польско-германское сближение является планом не только далеко идущим и на далеко идущую цель рассчитанным, но и жестом независимости и научкой для слабых правительств», сообщал в свою редакцию польский корреспондент. В польском языке выражение «дать научку» означает «проучить». В Париже ощутили, что их проучили. Польша начинала отворачиваться от Франции.

Буквально через несколько дней появилось еще одно польско-германское соглашение, на сей раз экономическое. В Варшаве 7 марта 1934 года «посол Рейха Ганс фон Мольте и министр Юзеф Бек скрепили своими автографами протокол о нормализации хозяйственных отношений между Польшей и Германией». В рейхе встретили такую весть с восторгом. Вся немецкая пресса, телеграфировал на следующий день в Варшаву корреспондент того же ежедневника «Kurjer Warszawski», обсуждает подписанный документ «с большим удовлетворением». При этом он подчеркивал важнейший для Германии пункт, проистекающий из допуска немецких товаров в Польшу. Тот допуск, оказывается, имел для немцев не только хозяйственное значение, но и политическое, так как давал «новый довод спокойствия для германского правительства», а также являлся еще одним «шагом вперед на пути сближения обоих народов». Правда, газета «Lokal Anzeiger» иронично переживала, что «польские аграрии и польские угольные промышленники, похоже, не найдут в соглашении исполнения своих желаний», отметил и такое польский корреспондент, потому посоветовала им утешать себя тем, что это только начало «развития хозяйственных отношений между двумя странами». Мол, а вдруг когда-нибудь что-нибудь перепадет и на их долю. В серьезном же смысле немецкое издание при таком развитии событий допускало раздробление либо даже ликвидацию «искусственно созданной польской промышленности». В свою очередь газета «Borsen Zeitung» предостерегала германских промышленников от избыточных надежд на поставки своей продукции в Речь Посполитую из-за «низкой покупательной способности польского населения».

Еще один день спустя газета «Deutsche Zeitung» снова успокоила сограждан заверением, что поступление польских товаров не повлияет на цены на продуктовых рынках Рейха, так как «в современной Германии интересы аграриев хорошо защищены, у немецких производителей нет никаких поводов опасаться польского вреда». В то же время открываются значительные экспортные возможности для промышленников, обратило внимание издание, уточнив при этом, что «в Польше еще надо много чего сделать в сфере электрификации, строительства дорог, железнодорожных путей». Большую потребность в машинах, особенно в специальном сельскохозяйственном оборудовании имеют и польские аграрии. С немецкой точки зрения «дальнейшее развитие отношений с Польшей» для Германии будет весьма полезно. И не только в смысле укрепления экономики. Еще в конце февраля берлинские издания стали открытым текстом говорить о том, что меняется политическая обстановка во всей Европе. Газета «Montags Post» уведомила своих читателей, что «французская гегемония в Европе уже сломана». До этого именно Франция определяла политическую погоду в этой части планеты — та самая Франция, которая в течение полутора десятков лет была главным союзником Польши. И вот поставлена точка.

Вскоре ударил еще один политический колокол. В Европе получила хождение весть, что вместе с польской-германской декларацией о ненападении было подписано и секретное соглашение между этими странами. И та весть имела вовсе не кулуарное хождение. Пресса Берна, Парижа, Лондона в феврале, особенно в марте 1934 года, заговорила именно о тайных договоренностях между Польшей и Германией. Уверенно высказывалась об этом французская «L’Echo de Paris» («Эко де Пари»). Газета левого толка «Le Populaire» («Попюлер»)