уже привыкли к темноте, и потому они без особого труда могли различить широкое отверстие в среднем холме. Оно было еще темнее, чем окрестная тьма. Это и был вход в пещеру, это и была та самая «черная дыра». Наги дотронулся до руки Кудрявцева, давая понять, что так оно и есть — это и впрямь «черная дыра», вход в логово, где таились «неуловимые каракалы».

Теперь предстояло разобраться с часовыми. В темноте их видно не было, они никак и ничем себя не обнаруживали, а потому спецназовцам ничего другого не оставалось, как действовать наугад. То есть надеяться на спецназовскую удачу, которая, если с ней дружить, никогда не подводит.

На этот счет у спецназовцев имелся заранее подготовленный план, и сейчас настала пора его осуществить. Наги и вместе с ним трое спецназовцев — Никита Белкин, Альберт Корольков и Роман Мара — вышли из укрытия и во весь рост, никак не скрываясь, пошли ко входу в пещеру. Оружие у них было наготове, у каждого в руке был нож — именно так все было и задумано. Расчет был на неожиданность, а точнее говоря, на то, что часовые у входа в пещеру не сразу сообразят, кто именно к ним приближается. Скорее всего, они примут спецназовцев за своих — потому что откуда здесь взяться чужим? Конечно, они окликнут спецназовцев, и тогда Наги скажет им что-нибудь на родном языке. И это еще больше успокоит часовых: коль кто-то говорит на понятном им языке, значит, он свой. Тем временем спецназовцы вплотную приблизятся к часовым, ну а дальше — дело техники и умения.

Так все и случилось — спецназовцы все рассчитали точно и до мельчайших психологических нюансов.

— Кто идет? — раздался голос со стороны входа в пещеру.

Тотчас же из тьмы вынырнул человеческий силуэт, а вслед за ним — еще два силуэта. Это, несомненно, были часовые, и, сдается, их и вправду было трое.

— Свои, — ответил часовым Наги.

— Почему так поздно? — спросил кто-то из часовых.

— Спроси у Эсвада Башира, он тебе ответит, — произнес Наги заранее приготовленные слова.

Расчет был на то, что после таких слов у часовых пропадет всякая охота задавать вопросы. Так и случилось. Никто из часовых ничего больше не сказал, и спецназовцы вместе с Наги вплотную подошли к ним. И в следующую же секунду все было кончено: никто из часовых не успел издать ни звука.

В темноте раздалось хлопанье крыльев большой ночной птицы — это кто-то из спецназовцев подал сигнал о том, что можно приступать к следующей стадии операции. Тотчас же к пещере устремились Кудрявцев, Рыжов и Барабанщиков. В руках у них была взрывчатка. Большую ее часть, конечно, тащили Кудрявцев и Рыжов, а раненый Барабанщиков, как мог, им помогал.

— Давай! — прошипел Роман Мара. — Закладываем!

Заложить взрывчатку — хотя бы и в темноте — для спецназовца не составляет особого труда. Сколько раз они это делали на учениях — и ночью, и под дождем, и в морозы — не сосчитать! И вот теперь это их умение, отточенное до автоматизма, им пригодилось. Прошло буквально две минуты — и все было готово к взрыву. В темноте тихо и неотвратимо защелкал таймер, который отсчитывал мгновения до взрыва.

— Ходу! — скомандовал Кудрявцев.

И все устремились подальше от «черной дыры», которая до этого служила для «каракалов» укрытием, а теперь должна была стать их могилой.

…Время было еще не слишком позднее, и потому в поселке, наверно, никто еще не спал. Люди сидели по домам, на улицах никто не показывался, потому что вечер и ночь — это было время «каракалов». Конечно, могло случиться и так, что «каракалы» вломились бы и в жилище, но каждый из жителей надеялся, что к нему-то никто не вломится, уж ему-то обязательно повезет…

И тут раздался взрыв. Он был настолько оглушительным, что даже в самых крайних домах у людей заложило уши, и настолько мощным, что в ближних домах со звоном вылетели стекла. Люди в испуге вскочили и заметались: кто-то упал на пол, кто-то приник к окнам, самые отчаянные и напуганные выскочили на улицу. От центра поселка тянуло едким дымом, и постепенно до людей начало доходить, что это, должно быть, взорвалась «черная дыра» или, может, что-то рядом с ней, потому что нечему больше в поселке было так страшно взрываться. Никто ничего не понимал, за исключением разве что того самого торговца, но он молчал…

Спецназовцы же тем временем караулили, не появится ли кто из-под каменной осыпи, загромоздившей вход в пещеру. Долгое время никто оттуда не показывался, но потом изнутри пещеры раздались какие-то звуки, и вскоре на поверхности возникли три человеческие фигуры. Даже в почти кромешной тьме было заметно, что эти три человека ранены. Один из них остался стоять, а двое других опустились на землю.

— Не стрелять! — приказал Кудрявцев. — Возьмем живыми! Пригодятся.

Мигом к выкарабкавшимся из-под завала «каракалам» метнулись трое спецназовцев, и вскоре они приволокли троих раненых бандитов в укрытие, где находились спецназовцы. Кудрявцев посветил фонарем в их лица — теперь это уже было можно делать. Двое «каракалов» были не столько ранены, сколько напуганы и оглушены: похоже, они все еще не понимали, что за беда с ними случилась. Они лишь трясли головами и бессмысленными глазами смотрели на спецназовцев, явно не понимая, кто это такие и откуда они взялись.

Зато третий «каракал» вел себя иначе. Он также был оглушен и ранен, но при этом старался держаться с достоинством — вернее сказать, с надменностью. Он даже не отвел взгляда, когда Кудрявцев посветил ему в лицо.

— Я иностранный гражданин! — заявил он по-английски. — Вы понимаете, о чем я говорю? У вас будут большие неприятности. Кто вы такие?

— Эсвад Башир, что ли? — также по-английски спросил у него Кудрявцев и усмехнулся. — Ну, надо же — выкарабкался! Что ж, тем лучше. Пригодишься.

— Назовите ваши имена и звания! — потребовал Эсвад Башир. — И не смейте ограничивать мою свободу! Я ранен, мне нужна помощь!

Кудрявцев на это ничего не ответил. Он еще раз усмехнулся и сказал по-русски, обращаясь к своим товарищам:

— Вот, прошу познакомиться — Эсвад Башир собственной персоной. Самый главный «каракал». Говорит, что он иностранный гражданин, и требует к себе почтения и уважения. Обещает нам крупные неприятности.

— А вот сейчас я ему популярно растолкую! — мрачно произнес Никита Белкин. — Сейчас он у меня все поймет и перестанет корчить из себя неприкосновенную личность!

— Отставить, — поморщился Кудрявцев. — Мараться об него… Доставим его к своим, а