Ирена начала искать зеркальце, затерявшееся среди пледов, наконец нашла, поглядела на свое отражение и с трогательным тщеславием поправила волосы.

Гомолла с Анной не смели глаз друг на друга поднять.

«Какая же ты хорошенькая, — сказал Гомолла, — ну да, солнце, весна (черт бы побрал эти избитые слова!), все уладится, — и еще раз, чтобы она совсем поверила: — Уладится, Ирена. А то я уж и впрямь беспокоиться начал».

И старуха туда же:

«Правда, детка, ты замечательно выглядишь. — Она решительно взяла исхудавшую женщину за подбородок: — Ну-ну, двойным подбородком тут, пожалуй, не пахнет».

Ирена засмеялась, потому что Гомолла принялся рассказывать презабавные шутки, это стоило ему напряжения, стоило сил — лучше уж две районные партконференции, — он болтал не закрывая рта и каждый раз, когда глаза у Ирены наливались слезами, начинал новый анекдот. Анна изо всех сил помогала ему, но нельзя ведь говорить без умолку.

Потом больная пожаловалась: Даниэль постоянно в разъездах, забежит на пару часов, и все, а ей приходится зависеть от чужих людей, у Даниэля для жены нет времени, да и кооператив убогий, и Штефан этот такой подлый.

«Весь этот спектакль им не поможет, мы этих типов еще сегодня возьмем в оборот. Ишь, на похороны им приспичило, но далеко они все равно не уйдут, час социализма настал».

Тема, конечно, была не из лучших, поэтому Гомолла без передышки рассказал минимум о пяти случаях болезни, о товарище А. и товарище Б., их уже признали безнадежными, а они снова встали на ноги благодаря силе воли и еще потому, что медицина с каждым днем идет вперед. Что там со старухой Прайбиш? Он незаметно подтолкнул Анну локтем в бок и грозно покосился на нее: не смей, ни одной слезинки, ты у меня смеяться будешь! Но потом — сил больше нет — прочь, только прочь из этого сада!

«Мне нужно поговорить с Даниэлем, дитя мое».

«Справится ли он, товарищ Гомолла? Люди дурные, а вы с ног сбиваетесь, готовы за них в лепешку расшибиться. Неужели он справится?»

«То, что задумано, у нас всегда выходит, понятно? Даниэль — парень хоть куда, и, в конце концов, не забывай, Ирена, Гомолла тоже тут».

Он засмеялся слишком громко, на самом деле ему было не до веселья. Теперь — кресло в дом.

«Берись, Анна!» Женщина и впрямь легче перышка.

Потом Анна и Гомолла стояли перед домом Друската и все не решались посмотреть друг на друга. Вдруг больная глядит им вслед? Гомолла шагал рядом с Анной по улице мимо тех же домов, что и в обед, тех же садов — один краше другого, на примулы не глядел, с людьми, стоявшими у заборов, не шутил и на приветствия отвечал скорее из приличия.

Наконец он остановился и вытер потный лоб.

«Ну, Густав, преклоняюсь: убедительно говоришь, даже когда врешь, — сказала Анна. — Но если тебе придется решать насчет Даниэля, прошу тебя, подумай о его жене».

Он не ответил. Расстались они молча. Гомолла пошел разыскивать Друската. А хозяйка трактира, как обычно в черном, склонив голову, зашагала к своему заведению.

Гомолла нашел Друската возле дома Штефана: он сидел, прислонясь к забору. Друскат не встал, только прищурился, увидев старика. Гомолла сел рядом, сдвинул шапку на затылок, предложил сигарету. Они молча покурили, потом Гомолла сказал:

«Я был у Ирены».

Одна фраза, больше ничего, тот наверняка понял. Гомолла на секунду положил руку Даниэлю на колено.

«Парень, — сказал он наконец, — парень, только не наделай глупостей».

Он хотел поговорить с Друскатом о рыжеватой ведьмочке, глаза у той зеленые, черт побери, хорошенькая и всего двадцать лет...

Но Даниэль быстро сказал:

«Со Штефаном я должен расквитаться сам, оставь мне этот шанс. Они уже возвращаются. Жди у Анны, я приду и доложу о выполнении».

Гомолла молча встал, хлопнул Даниэля по плечу и пошел прочь.

8. «Я ушел, — вспоминал Гомолла, — бросил его одного, нельзя было этого делать, ибо то, что произошло час или два спустя, показалось мне прямо-таки нереальным, вроде как у меня на глазах спектакль разыгрывали. Даниэль играл неплохо, и сам я тоже стоял на сцене, реплики подавал. Почему я не крикнул: кончай комедию!

Я узнал, как обстоят дела с женой Друската, горевал из-за них обоих. На чувствах хорошей политики не сделаешь, я знал, и все-таки не смог треснуть по столу рабочим кулаком.

И еще. Сознаюсь, в тот вечер куда важнее всякой там личной чепухи было другое: Веранский район полностью кооперирован. Иногда тяжело привести личное и общественное к общему знаменателю, я в тот вечер не сумел, черт, я ведь тоже человек».

Итак, Гомолла оставил Друската одного. Тот сидел у забора Штефановой усадьбы, а комитетчики снова ждали в комнатенке у Анны, потому что зал под вечер наполнился жаждущими: день был жаркий, а любопытство велико. Каждому хотелось знать, удастся ли еще сегодня подловить Штефана и как это произойдет, ведь даже искушенному в таких делах Гомолле будет не просто сладить с хитроумным пройдохой, он ведь парень бедовый, этот Штефан, — хорбекский, одним словом.

Гомолла с трудом скрывал нетерпение. Он поглядывал на часы, смотрел на полицейского, тот опять играл в кармане тужурки цепочками наручников, они тихо и угрожающе звенели, а время шло. Вдруг в коридоре взвизгнула Ида, словно навстречу ей попался сам нечистый, со звоном упал поднос, Анна что-то крикнула, кажется, «дура». Потом дверь распахнулась: нетвердо ступая, ввалился Даниэль, следом за ним Анна. Обеими руками она вцепилась в дверные косяки, преграждая доступ в комнату, за спиной у Анны множество лиц, множество глаз уставились на Даниэля. Выглядел он жутко: волосы растрепаны, лицо мертвенно-бледное, рот разбит. Друскат пытался платком стереть кровь. Как видно, его безжалостно избили.

При виде Друската мужчины вскочили на ноги.

«Закрой дверь, Анна! — приказал Гомолла, потом спросил: — Что случилось?»

После этого вопроса в комнате повисла тишина: каждый мог услышать, как тяжело дышит Даниэль.

«Я упал», — сказал он.

Гомолла удивленно поднял голову, морщинистые веки опустились, узкие щелки глаз смотрели на Друската.

«Темно было, — тихо сказал Друскат, — я оступился, упал — прямо на эту проклятую мотыгу. Мог бы себя и укокошить, — а потом заорал: — Упал я, черт побери!»

«Это видно, — сказал Гомолла, — а дальше?»

Друскат ответил не