Весь день Аня и Корней провели в квартире.

Высоцкий предлагал отвезти Аню к бабушке, но девушка отказалась. Впрочем, как и от другого предложения — уехать куда-то уже вдвоем. Хотя бы на пару дней. Чтобы переключиться. Выпасть. А потом вернуться в обновленную реальность.

Но насколько бы заманчиво ни выглядела перспектива, Аня раз за разом мотала головой. Учебу никто не отменял, да и… Пусть в чем-то она пока слабачка, но в ответственности ей не отказать. Поэтому прятать голову в песок она не собиралась. Нужно было бы и дальше терпеть издевки — терпела бы. Сходила бы с ума, но тихонечко…

А теперь и это делать не придется.

Корней почти сразу сказал, что насчет Олеси она может больше не переживать, чем поверг Аню в ступор, но она быстро сопоставила. Покраснела, застыдилась, почти заново расплакалась, но взяла себя в руки. Шепнула: «спасибо и прости». Получила в ответ просто кивок. А дальше…

То ли завтракали, то ли уже обедали. Корней много говорил по телефону, Аня, лежа на диване, следила за тем, как он прошагивает по гостиной. Это почему-то действовало на нее успокаивающе. А еще заставляло щемиться сердцу. Потому что… Он ради нее, получается… Сам все выяснил. Сам все решил. Разве кто-то стал бы делать так просто ради девочки, которую…

Не стал бы, а значит…

Позволять себе тут же взмыть в самые облака все равно было нельзя — Аня это понимала, но почувствовать себя хотя бы немного более уверенной — можно.

И этой возможностью она воспользовалась. Подробности не выпытывала. Понимала, что лучше не стоит, но за исход была благодарна.

Корнею позвонил Самарский и сообщил, что Олесю рассчитывают. Высоцкий воспринял новость с усмешкой. Аня — с немного стыдным, но облегчением. Ей просто хотелось спокойствия. Ей просто хотелось работать. Ей просто хотелось жить, никому ничего не доказывая и ни за что не объясняясь. Без Олеси — это возможно…

Корней несколько раз спрашивал у Ани о самочувствии. Она отвечала честно — чувствует себя не очень хорошо. Вяло и болезненно. Но куда лучше, если он рядом. Если можно обнять, прижаться, надышаться…

И он позволял. Снова говорил по телефону, но уже сидя на диване, запрокинув голову, уткнувшись подбородком в кудрявую макушку забравшейся на колени Ани, не подозревая даже, насколько этой макушке, да и ее обладательнице в целом, важно чувствовать вибрации его голоса, мягкие поглаживания по спине, стук любимого сердца…

Ближе к ночи Ане стало куда лучше. Настолько, что она решила достать ноутбук, взяться за один из рефератор. Устроилась в спальне Корнея на кровати, улеглась на живот, поставила ноутбук в изножье, а голые ноги в белых носочках бесстыже забросила на декоративные подушки. Занималась своими делами, слыша, что за спиной, сидя по-человечески, Корней занимается своими. Время от времени проводит по девичьим ногам, дожидается, когда она оглянется, улыбнется, блеснет взглядом… Говорит что-то или просто позволяет губам дрогнуть в еле-уловимой… Ее любимой…

А потом снова каждый в своем ноутбуке. Каждый в своем деле. Каждый чувствует себя в безопасности. Каждый не тонет в тревоге.

Пока Аня не захлопнула крышку, облегченно выдыхая, позволила голове провиснуть, прокрутила ею, расслабляя шею…

— Закончила? — кивнула, услышав вопрос за спиной, улыбнулась, когда почувствовала новое поглаживание — от щиколотки до коленки… Поняла в очередной раз, что ночные чувства не вернулись. Его прикосновения больше не кажутся чем-то постыдным. Она подошла к краю пропасти, но он вытащил. Как и обещал. — Иди сюда. Поговорить хочу.

Аня оглянулась, увидела, что Высоцкий захлопывает свой ноутбук, ставит рядом, смотрит на нее, продолжая поглаживать кожу. Смотрит спокойно, не то, чтобы нежно, но будто… Бережет. Помнит, конечно же… Все помнит. И пугаться его просьбы нет смысла. Даже если хочет поговорить серьезно, пожурить, научить, сегодня сделает это так, чтобы ее сердце осталось целым. Слишком хрупкое…

Аня исполнила просьбу. Как самой хотелось верить, повернулась довольно грациозно… Наслаждаясь вполне темным взглядом, подползла по-кошачьи, перебросила ногу, устраиваясь на мужских бедрах, с трепетом восприняла то, что он подтягивает ближе к себе, что не брезгует касаться после ночных отчаянных слез, обнимает, смотрит на пальцы, которые Аня устраивает на его плечах, потом в лицо…

— Не затягивай, пожалуйста, никогда, Аня. Я знаю, что в этом есть моя вина. Я должен был предвидеть. И понимать, что ты сама вряд ли справишься. Но учитывай это. Я пропустил. Ты пострадала. Если ты чувствуешь, что сама не справляешься — говори. Тут нечего стыдиться. Я — твой мужчина. Я сильнее. Я могу помочь.

— Я думала, что должна сама… Я просто не умею конфликтовать. Мне легче… Проглотить. — Пусть Корней сказал, что стыдиться нечего, но Аня испытала именно стыд. Опустила взгляд, пожала плечами…

— Это плохо. Над собой нужно работать. И дело даже не в конфликтах. Становиться склочницей совсем не обязательно. Но учись хотя бы пропускать мимо ушей. Люди, которые говорят о тебе плохо, совершенно не зная, не имеют никакого значения в твоей жизни. Это фон, Аня. Не позволяй чужому мнению забираться в тебя, травить, уничтожать. Мы оба знаем, что ты — хороший человек. Мы оба знаем, что наша история — не о том. Почему тебе важно, что думают посторонние?