После этого базара Жека попросил Славяна усилить охрану фабрики, поставив там надёжных людей. Несмотря на кажущуюся пушистость и добрый нрав, был Веня человеком крайне опасным и отмороженным. Мог и сжечь новое предприятие. Правда, в таком случае это означало бы открытую войну, которую Жека не преминул бы развязать в ответку. Возможно, именно эта черта жекиного характера и удерживала смотрящего от открытого противостояния с центровыми. Их бригада сильно приросла в последнее время.

Впрочем, всё это были рабочие проблемы, и он их так или иначе решал. Не удавалось только решить проблемы по городу как депутату. Жека всё так же исправно приходил в торговый техникум на встречи с избирателями, и туда иногда даже приходил народ. Проблемы в основном озвучивались копеечные: дороги, состояние подъездов, школ и детских садов. Многое требовало ремонта, многое пришло в негодность и требовало замены. Люди, отчаявшись просить помощи от городской власти, приходили к Жеке в надежде, что их услышат. И надо сказать, Жека работал на совесть. Если может сделать — сделает. Если может пообещать — пообещает. Если надо проехать по ушам, и навешать на них лапши — проедет и навешает.

Работал с людьми и адресно. Если нужда, срочно необходимы деньги — давал из своих средств. Но с определенным условием — чтоб они шли на пользу, а не на халяву или пропой. Занимается ребенок музыкой в многодетной или неполной семье, а пианино не на что купить. Покупал пианино. Занимается ребёнок спортом, но нет денег на спортивную форму— покупал форму. Нет денег, не может мужик на работу устроиться — не давал: «Иди нахер». Работы даже в это тяжёлое время было навалом, хоть и платили не везде и мало, но на хлеб с колбасой заработать всегда было можно, даже разгружая машины с сахаром или работая слесарем на заводе.

Несмотря на то, что такая благотворительная деятельность не приносила ему ни копейки денег, всё же понимал, что это всё работа на будущее. Раз уж решил баллотироваться на пост главы города, надо было идти к этой цели, прикладывая все возможные усилия.

Часто разговаривал по телефону с Сахарихой, поведавшей ему все нюансы столичной жизни. Отец её окопался не где-нибудь, а в Государственном комитете имущества, в одном из управлений, ведающем подготовкой государственной собственности к приватизации и продаже промышленности в частные руки. Это значило, что братва собиралась прибирать к рукам имущество СССР в ходе приватизации, объявленной на осень. Сахара неплохо устроили в Москве на хлебную должность. Полагался ему министерский оклад, в 20 раз больший, чем средняя зарплата по стране, чёрная служебная «Волга», громадная квартира в центре Москвы, дача на Рублёвском шоссе и охрана.

Трудно сказать, приобрёл он или потерял, спрыгнув с криминальной темы на государственную службу. В провинции денег и власти у него было, пожалуй, поболее, чем сейчас. И сам себе хозяин, творю, что хочу. Но сейчас он находился полностью в обелённом статусе и под охраной государства. А ведь впереди было самое главное — приватизация. И вот тогда к рукам Сахара должны были прилипнуть громадные деньги. Если останется на этом же посту.

— И где ты щас живёшь? — поинтересовался Жека. В трубке послышался печальный вздох.

— Мотаюсь туда-сюда. В основном за городом. В деревне Барвиха. Рублёво-Успенское шоссе. Тут сейчас все, у кого есть деньги, строят себе фазенды. Видел бы ты, какие тут хоромы стоят, как замки какой-то европейской знати. Женька!

— Ау! — отозвался Жека в трубку.

— Ну приезжааай, засранец ты этакий! Я уже соскучилась! Плак, плак! — притворно захныкала в трубку Сахариха. — Давай, всё. В субботу эту жду. Рублёвское шоссе, Барвиха, дом двенадцать.

— Ладно, постараюсь! — рассмеялся Жека и так же притворно чмокнул Сахариху. — Тьмок! Приеду в субботу! Жди!

Решил, почему бы и нет, от дел отойти, да и по Сахарихе соскучился. Запуск завода безалкогольных напитков порядком вымотал. Много приходилось ездить туда-сюда. Много с кем встречаться…

Собирался недолго… С собой взял небольшую спортивную сумку и чуток денег, чтоб не давили карман. Немного. С тысячонку баксов. Наконец-то можно было путешествовать так, как хотел всегда, — без фармазонского прикида, без портфеля, английского пиджака и шляпы. Оделся попросту — в майку, джинсы и кроссовки, как ходят все обычные молодые люди. Закинув сумку на плечо, вызвал такси и уехал в аэропорт.

Летел уже третий раз за последнее время, и в самолёте просто и бесхитростно уснул. 4 часа полета до Москвы прошли как один миг. Проснулся, а уже там. И как всегда, как будто обманул время. Вылетел, был полдень, и прилетел, тоже полдень.

У внуковского аэропорта тёрлись бомбилы в поисках лохов. Брали за поездку по такой таксе, как будто до Парижа ехать надо.

— Половину заплачу и поехали, — уверенно сказал Жека, обращаясь к тощему наглому мужичёнке на белой Волге.

— Слышь, парень… — блеснув фиксами, отозвался бомбила. — За половину я тебя только на сто метров отвезти могу.

— Как хочешь, — пожал плечами Жека. — Вон тот жирный фраер на «шохе» сказал, и за четверть увезет. У тебя просто машина поприличнее, чего я и подвалил. К тебе. Не поедешь, так я к нему подойду, мне похер, кому из вас бабки валить.

— Это кто нам цену сбивает? Митрич? Толстый гандон! Убью его! Чуть не заорал фиксатый, но быстро успокоился, переключившись на свои дела и видя, что клиент готов уйти, а другой — толи будет, толи нет. — Ладно… Хрен с тобой. Садись. Погнали за половину. Куда тебе?

— В Барвиху! — ответил Жека, сел в тачку и внимательно посмотрел в глаза бомбилы. Но тот чего-то зашугарился.

— Если туда, то возьму по полной!

— А чё так? — поинтересовался Жека. — Чё там за территория ужасов?

— Ээ, братан, не территория ужасов там, — усмехнулся водила. — Там мусорская территория. И крутых. Они держат тут поляну. Там и министерские дачи, и новые русские себе коттеджи строят. Там, считай, одна запретка вокруг, одни мусора и частные охранники. Не-е-е-е, брат, туда только за полный гешефт. Не хочу я перед мусорами платиться.

— А ты мужик бывалый, — усмехнулся Жека. — Зону топтал? Чё так мусоров пугаешься?

— Топтал… — отозвался мужик. — В зону если раз попал, она с тобой навек. Не выпустит, падла, никогда, хоть куда беги.