На День рождения к Василию Васильевичу поехал после занятий, но всё равно был на месте раньше, чем виновник торжества. Хорошо, что дата не круглая — так бы ему ещё и банкет на службе организовывать пришлось. Рыбу приняли благосклонно, икру — вообще с удовольствием. Даже Мявекула, которой солёное в общем-то нельзя, требовала свою долю так заунывно и подпускала такие обертона, что Екатерина Сергеевна в итоге не выдержала:

— Да её проще будет вылечить, чем вытерпеть! Дайте ей ложку, пусть только умолкнет!

Получив желаемое, кошка (уже не котёнок, да) внимательно обнюхала икру со всех сторон и, даже не попробовав, довольная ушла спать в корзинке. Ну, разве не засранка? А вот рыбу, которой будущая тёща предварительно провела профилактическую обработку силой Природы, изводя возможных личинок паразитов, умяла с урчанием.

Перед застольем похвастался полученными от скандинавов презентами, выставив и «виновницу торжества» — акавиту нескольких видов. Даже Ириске с Васькой накапали немного для пробы. Василиса обозвала «микстурой злобной», Ира просто морщилась, словно лимон разжевала, причём червивый, если такие бывают. Потом перешли к подаркам «новорожденному».

Мой был скромным, но со смыслом. Серебряная фляга, плоская и слегка изогнутая, для удобства размещения во всяких карманах, от набедренного до рюкзачного, объёмом один литр. С золотым вензелем ВВМ и гербом Мурлыкина. Но главным в ней был не внешний вид, а артефактная начинка: на широком горлышке имелось кольцо с градуировкой, оборотом которого можно было выставить желаемую температуру содержимого в диапазоне от двух до девяноста пяти градусов. Ноль и сто, посоветовавшись с Пырейниковым, решили не делать, как защиту от ду… от случайностей. Чтобы флягу не порвало ни льдом, ни паром. Ёмкость была сделана как термос, из двух корпусов с откачанным между ними воздухом, чтобы не обжигать и не холодить тело при ношении в кармане. Конструкция и объём энергии в макре позволяли сохранять температуру содержимого до полутора лет, а мощность охлаждающих и нагревающих знаков, в которых сосед поднаторел в последнее время, изменить её от одной до другой крайней точки за три минуты. Широкое насколько это возможно горлышко, пробка, превращаемая в воронку и крышка, раскладывающаяся в стаканчик с мерными рисками, делали флягу довольно универсальным инструментом. Тестю такое нравится, пусть развлекается, и на охоте можно будет похвастаться. От идеи прикрутить функцию обеззараживания и нейтрализации токсинов пришлось частично отказаться, поскольку не удавалось внятно «объяснить» артефакту, почему дрожжи и спирт уничтожать не нужно.

После застолья уже привычно перебрались в кабинет Мурлыкина. Разговор как-то сам вернулся к моей поездке в скандинавское консульство. И я не удержался от несколько язвительного вопроса:

— Во Второе отделение отчёт точно писать не нужно? С приложением полученных бумаг во вскрытом виде?

— Обиделся. — Василь Васильевич не спрашивал, а утверждал. — Лёня же извинился, лично. Закрыли вроде вопрос?

— Ага, «царь хороший, бояре плохие», а во всём виноват стрелочник.

Мурлыкин начал краснеть.

— Так. Ладно, ты Лёню не знаешь — но со мной-то знаком! Неужели ты думаешь, что я бы стал участвовать в спектакле с подставным, формальным извинением, а⁈ Вот сейчас уже мне обидно, знаешь ли!

«Если по приказу или просто для пользы дела — не только участвовать будет, но и сценарий писать, и в режиссуре подрабатывать».

«Согласен. Но говорить это вслух, да ещё в такой форме — не время и не место».

— Думаю — не стали бы. Без приказа — точно не стали бы.

Эх, вырвалось всё же.

— Так вот — приказа никакого не было! С чего ты вообще решил, что тебя обманывают?

— С того, что этих виновников, настоящих или назначенных, ещё после случая с виконтом со службы не попёрли.

— Ишь ты, какой шустрый! А служить кто будет?

— А они служат, или службу позорят?

— Как ни странно, большую часть времени именно служат. Чтобы тянуть рутину особых талантов не надо. Нужны настойчивость, упорство и послушность. Ты пойми, дурашка — в Корпусе в среднем из каждых десяти вакансий заполнены примерно семь. Это считая со столичными штабами и зарубежными резидентурами. В Первом отделении и отчасти Втором, с их романтикой шпионских романов, приток кадров ещё более-менее, правда, и уходят многие, разочаровавшись тем, что служба на книжки вообще не похожа. В Пятом — хуже всего. В Тройке и Четвёрке — серединка на половинку. И желающих не слишком много, и ещё не каждого взять можно, только того, кто проверки пройдёт. Толковый кадр вообще на вес золота, такие интриги закручивают, чтобы, например, хорошего опера к себе переманить, что ты! Уволить, ага.

— Так они скоро ещё что-нибудь упорят. Какого-нибудь дипломата выкрадут, чтобы он им свой список агентов выдал, или ещё что.

— Упасите боги! А ведь могли бы… Но уже не смогут.

— Что так?

— Переведены, один — в патруль, второй — в архив. Чтобы вместе не были и о новой дури сговориться не могли. А Лёню не обижай и в нём не сомневайся. Он служака честный, потому меня и обогнал по выслуге на полные три года, да и по должности. Хоть выпускались вместе, из однйо группы. На Благоволениях и приравненных к ним наградах. Которые и у меня есть, но у него — больше. Так, давай накатим за службу — и больше ты фигнёй страдать не будешь?

— А давайте!

Мурлыкин налил из подаренной фляги охлаждённой до пяти градусов «Клюковки», понравился ему этот продукт, мы «клюкнули» и, кажется, окончательно закрыли тему с перлюстрацией моей почты.

Глава 22

Назавтра прямо с занятий, точнее — после последней пары, меня вызвали к ректору. Интересно, зачем? Неужели наша гулянка в честь дня рождения норвежского короля аукнется? Мы-то уже расслабились, мол, если в первые дни ничего не прилетело, то, значит, пронесло. Особенно, когда целая неделя минула без каких-либо последствий. Ага, как же!

Я и угадал, и не угадал разом. Про пьянку тоже речь зашла, но так, мельком, как о забавном казусе.

— Патриотический и верноподданнический порыв у студентов — это, конечно, хорошо, но заставлять всех, входящих на этаж пить целую чарку крепкого алкоголя — уже немножко чересчур!

— Да мы не заставляли никого, предлагали только желающим… — смущение даже изображать не пришлось, оно было искренним. Хоть и не таким сильным.

— Ага, конечно! При свидетелях отказаться выпить за здоровье Его Императорского Высочества! Это уже, простите, фрондой попахивает,