– Завтра в политотдел зайдешь, там расскажут, что тебе знать положено, – не открывая глаз, буркнул Кирпонос. – Не до тебя сейчас. Вон, у Соловьева спроси, он про подвиг танкистов расскажет.

Я посмотрел на Михаила Петровича. Тот кивнул, мол, давай, Петя, отрабатывай номер. Ну я и рассказал. Историю я уже повторял не раз, так что понимал, что говорить, а о чем молчать. Газетчик строчил себе в блокнот как швейная машинка, время от времени прерывая меня уточняющими вопросами.

За дорогой я не наблюдал, занятый разговором. Да и на что там смотреть? Обычные села, я их, наверное, тысячи повидал. А вскорости и пригороды Киева потянулись. Еще каких-то минут десять, КПП на въезде в город – и мы на месте.

– Что сидим? Выходим, – скомандовал Кирпонос, когда машина остановилась во дворе дома номер шесть по улице Героев Стратосферы.

– Спасибо за помощь, – бросил он замолчавшему газетчику.

Мы быстро достали свои вещи и притихшего Пирата из багажника. К генералу тут же подбежал дежурный, целый полковник, начал доклад, но комфронта оборвал его, бросив: «Потом». Подумав немного, он добавил:

– Так, Хуснутдинов, вот это старший лейтенант Соловьев, устройте его. Будет моим адъютантом взамен Харченко. – Увидев мою ошарашенную физиономию, он продолжил, обращаясь уже ко мне: – Завтра к семи чтобы здесь был. Знаю, что служба для тебя неизвестная, обтешешься, подскажут. Вера Андреевна – в распоряжение начальника медслужбы.

– Есть прибыть к семи утра на службу, – ответил я. Без особой радости, но мнение подчиненного начальника особо не интересует никогда.

– Документы немецкие, марки и знамя сдашь полковнику Хуснутдинову, – добавил Кирпонос и зашел в здание штаба не оборачиваясь.

Видно было, что управление фронта только начало переезд: народ мельтешил как в муравейнике, казалось, что все вместе куда-то шли и что-то несли. Разобраться с первого взгляда, где тут и что, вряд ли кто со стороны смог бы.

Полковник отвел меня в особый отдел, где местные шустро приняли и немецкую добычу, и знамя. После этого Хуснутдинов вспомнил, что хороший командир тот, у которого все делают подчиненные, а он только принимает доклады, и передал нас технику-интенданту второго ранга Марченко. Вот тот и занялся нами. И обмундирование новое выдали без проволочек, и покормили нас от пуза, и Веру чуть не за руку в медуправление сопроводили. А в конце, когда казалось, что все плюшки от жизни уже получены, он отвел нас в новенькую пятиэтажку, всего в каких-то паре сотен метров от штаба, на той же улице Героев Стратосферы, где выдал ключи от двухкомнатной квартиры на втором этаже.

– Вот тут и будете пока жить, – сказал интендант, передавая мне ключи. – Вода пока есть, керосин… – он заглянул в бидон, – тоже есть. Продуктовый паек завтра получите уже.

– А кто здесь… – начала спрашивать молчавшая до этого момента Вера.

– Так-то эта квартира для прикомандированных специалистов у нас числится, но жить будете вы. Все-таки на этой должности, – он замолчал, давая понять, что должность непростая, и мы, если еще не прониклись, то как раз сейчас время это сделать, – надо и жить недалеко, и быть отдохнувшим, потому что с командующим иной раз приходится… Ладно, разболтался я что-то… – Марченко почесал Пирата за ухом. – Телефон сегодня подключат, – он кивнул на массивный аппарат, занимавший чуть ли не всю тумбочку в прихожей, небрежно козырнул и ушел.

Мы с Верой стояли и смотрели в дверной проем долго, наверное, несколько минут. И только после этого моя жена аккуратно закрыла замок на два оборота ключа и подошла ко мне. Мы обнялись, и она тихо сказала на ухо, будто боялась, что кто-то нас может услышать:

– Ну, мы и попали, Соловьев. Сто лет бы не видела такого счастья. Но я с тобой теперь до конца, ни за что не брошу. Даже не надейся.

* * *

Из длинного коридора сначала открывалась дверь в кухню, небольшую, там только что и уместился стол, рядом тумбочка, застеленная клеенкой, на которой стоял небрежно вычищенный примус, а возле него здоровенный полуведерный чайник с немного помятым боком. Под окном маячил пятилитровый бидон, издававший запах керосина. Заглянул – внутри плюхалось литра полтора беловатого керосина. По другой стороне стоял буфет, в котором нашлись две глубокие суповые тарелки и одна мелкая. В выщербленном стакане торчал кулечек, свернутый из газеты. Оказалось – чай, горсти три. Живем. Еще в одном стакане было немного соли. Целое богатство по нынешним временам. Рядом с буфетом торчала эмалированная раковина. Открыл кран – вода и вправду текла, напор не очень большой, но сгодится.

Подошел Пират, вопросительно повилял хвостом. Я взял одну из тарелок, налил воды. Пес с удовольствием начал лакать.

В тумбочке под примусом нашелся чугунок и здоровенная эмалированная миска, совсем новая. Видать, командированные специалисты пользовались только чайником, еду не готовили.

Пока я исследовал кухню, Вера успела осмотреть остальную квартиру и пришла ко мне.

– Вот, посуды немного, – показал я, – заварка нашлась и соли чуток. А у тебя что?

– Вода холодная есть, можно зажечь титан, подогреть, но дров нет. В шкафу две смены постельного белья и широкая кровать в спальне. Книг немного, но все или по военному делу, или классика.

– Живем, Верочка! Барахлом обрастать нечего, мы тут ненадолго, – тут я быстренько прервал дозволенные речи, чуть не ляпнув про скорую сдачу Киева. За такое, если кто услышит, на цугундер быстро посадят.

– Ты чего замолчал? – повернулась ко мне Вера. Я невольно залюбовался ее волосами, подсвеченными солнцем.

– Да так… думаю, командующему найдут толкового адъютанта скоро, а меня в окоп опять. Так что давай, жена дорогая, пользоваться моментом, пока есть! – я сгреб ее в охапку и начал целовать.

– Так, Соловьев, всему свое время! – оттолкнула меня Вера, но улыбку скрыть не смогла. – Давай, налаживай примус и грей воду, хоть в чайнике! Помыться надо, а то скоро коростой зарастем. Да и постираться было бы неплохо.

* * *

Кровать и вправду оказалась широкой, нам вдвоем места хватило. И сил осталось только на то, чтобы помыться и завести на шесть утра здоровенный будильник, стоявший на подоконнике.

Немцы в эту ночь не беспокоили – налетов не было. Отоспались, отдохнули, а с утра даже пошалили. Надеюсь, громкие стоны Веры не разбудили соседей.

Пират вел себя тихо, не лаял. Только когда встали, обнаружили лужу у двери. Песель смотрел виноватыми глазами, понимал ситуацию. «Да, извините, хозяева, но вы сами меня на ночь не вывели».

– Днем можно держать его во дворе, – не очень уверенно произнесла Вера, убирая результаты происшествия тряпкой. – Похоже, он привычный.

– Натащит блох да вшей. Или вообще потеряется, – засомневался я. – Ладно, после решим.

Я оделся, сел за стол, принялся писать письмо родителям Бурякова.

Вера перетряхнула наши вещмешки, из остатков еды соорудила скудный завтрак. Да, решать вопрос со снабжением нужно как можно скорее.