— Хорошо, чего ты так, Александр Михайлович… ну прикончишь меня… потом… только ты бы все по порядку рассказал, а то я уже запуталась с тобой, все ругаешься и ругаешься…

И Александр Михайлович стал рассказывать. Теперь он ни кричал, не шипел, а просто тихо, печально вспоминал.

Они с Дашей знали друг друга, кажется, всю жизнь. Вместе в школу ходили, правда, Сашка старше был на два года. Он уже в восьмом классе заметил веселую девчонку с короткими, темными кудряшками, но… как-то стыдился подойти, познакомиться. А вот когда уже в десятый пошел, на школьном вечере она подошла к нему сама — тоненькая, стройная, с огромными карими глазами.

— Пойдем? Потанцуем? — чуть смущаясь проговорила она.

Он пошел и… и больше они не расставались. Потом он ушел в армию, а за это время Даша закончила школу, поступила в институт, и когда Сашка вернулся, сыграли свадьбу. Да ничего у них не было особенного, жили дружно, не ссорились особенно, когда были тяжелые дни, и Сашку так и подмывало выругаться, Даша подходила к нему, прижималась к его груди и просто говорила:

— Вот так прижмусь и ничего не страшно, да же? И кажется, что все у нам получится! И на квартиру накопим, и на хорошую работу устроимся. Да же?

Ну и у какого мужика после таких слов язык повернется ругаться? Конечно же — все будет хорошо! И накопим! И устроимся! И все — все будет отлично!

Да только отлично не стало. Не получилось. И в самом деле, Елизаровым очень нужна была квартира. У Дашиных родителей еще и брат ее женился — куда ж там? А Сашкина мать, женив сына, вдруг вспомнила, что они женщина, и ухватила свое женское счастье — вышла замуж. Мужчина хоть и был работящий, умница, но своей жилплощади не имел — так и ушел из прежней семьи, оставив им все. Мать его с радостью приняла, но … вот теперь жить молодым было негде. А ведь уже и ребеночек намечался, должен был через полгода родиться. Дашка все время на УЗИ бегала, чтобы посмотреть — кого же ждать — мальчика или девочку. Но те все не могли усмотреть пол ребенка. Да им было все равно, главное — было бы куда принести малыша. И Сашка думал. А потом отважился — собрался черте куда, рыть скважины. На полгода оформился, вахтовым методом.

— Саша! Ну не надо уезжать! — будто чуяла беду Даша. — Давай просто так — возьмем ипотеку, сейчас же дают!

— Дашенька! А платить — то чем? Туда ж еще столько всего купить надо! Заработаю денег, и ипотеку возьмем, и в квартиру чего-нибудь купим — малышу же и кроватку надо, и коляску… Ну чего ты? тебе мама поможет, и моя — тоже. Я тебе буду каждый день звонить.

Расстались они так, будто Даша мужа на войну провожала. Даже Сашкина мать и та толкнула ее возле автобуса:

— Ты чего это, девочка? Не реви так, чего беду кликать?

И Даша умолкла. Только из ее глаз все равно большими каплями текли слезы.

Первый месяц Сашка работал, как оглашенный — сильно по дому скучал, хотя и не было у них с Дашкой никакого дома своего. Но вот по ней, по Дашке и ныло сердце. Звонил нечасто. Это только говорится, что сотовая связь в любую дыру пролезет, не пролезала. Там, где они находились, можно было только с одного места звонить, а очередь в это место была — мама не горюй! Вот и глушил себя парень непосильным трудом, будто все деньги заработать хотел один. Ну и не зря старался — хорошо ему закрыли, в городе он бы и за год столько не заработал.

Во второй месяц уже легче пошло — друзья появились, книжки стал какие-то читать, немного отпустило. И звонить стал реже — чего ж зря сердце рвать. А после и вовсе — как-то свыклось, казалось, что работает здесь половину жизни, а дома и вовсе никогда уже не будет. Но в последние месяцы затосковал. Да сильно так! И чего не затосковать — итак звонил два раза в месяц, да и то — все время на мать попадал, Дашка к телефону не подходила. Правда, мама всякий раз говорила, что жена на работе, а однажды сказала, что на сохранении лежит, потому что срок уже большой. В общем, соскучился он по Даше, каждую ночь думал и не знал — как же ему оставшиеся две недели доработать. Как раз в это время к нему и подошел начальник участка.

— Слышь, Елизаров… тебе из дому звонили, так ты съезди в Кукуево, перезвони, может стряслось чего?

Сашка понесся сломя головушку на этот забытый богом телефонный узел. Одно только в голове металось — хоть бы с ребенком ничего не случилось.

Дозвонился до матери.

— Саша… — стала хныкать в трубку мама. — Ты только не волнуйся… Даша у нас куда-то делась… давно ее уже нет. И милиция даже найти не может…

— Как нет? — охнул Сашка. — Сбежала что ли? Так она ж… родить должна! Куда ж она?

— Да нет, Сашенька… не сбежала она… она пропала еще давно… четыре месяца назад…

Прямо из Кукуево Сашка рванул домой. напросился с мужиком на его легковушке до ближайшего райцентра, а там уже на автобус и дома. Даже деньги получать не стал. В чем был, в том и заявился.

Двери открыла мать и сразу упала ему на грудь, заплакала:

— Сашенька, мы ж тебе сначала сказать боялись. Думали и в самом деле девка задурила. А потом уже стали в милицию звонить. И они тоже — подождите, может к подруге какой уехала, у беременных такие заходы бывают! Вот и подождали. А потом розыск был, по родильным домам искали, да по больницам — ничего! Сашенька! Что же с девочкой-то, а? Где ж ее искать-то?

Сашка и сам не знал — где искать Дашу? Не верил он, что она вот так взяла и бросила его, ни минуты не верил. И даже на мать обижался — почему столько времени не говорила — он бы сразу прибежал!

Ну, прибежал, и чего? А о Даше так ничего и не было слышно. И милиция молчала, и знакомые только горько опускали глаза, и родители сходили с ума — девушка пропала.

Так бы и жил Сашка, с горечью в душе, да с вечной надеждой в сердце — а вдруг когда-нибудь да вернется его Дашенька? Ну… может у нее помутнение какое случилось, всякое ведь бывает.