— Ты не можешь со мной пойти. Как и я не могу бросить сестру, — не хотела смотреть в его глаза, а потому гипнотизировала его грудь.

— Мой брат может за себя постоять, — буркнул Дима, так и не открывая глаза. Да, всю ночь не спал.

— А ты ему будешь нужен. На кого он еще может положиться?

— На себя. Светлячок, нас с детства учили тому, что мы могли постоять за семью и за себя сами. И давай просто не будем омрачать наш медовый месяц грустными мыслями.

— Но…

— Света, — Дима открыл глаза и посмотрел пронзительным взглядом, заставившим меня покраснеть. — Ты бы осталась со мной в этом мире навсегда, если б не сестра? Ты и я — муж и жена. У нас будет свой дом, нам не надо будет прятаться. Даже если я окажусь наследником, ты будешь рядом, как моя королева. Подумай.

Дима поправил кулон так, чтоб кончик клыка устремлялся к ложбинке груди. А потом вновь уткнулся носом в мою шею, обдавая горячим дыханием. А я замерла, будто меня превратили в статую. Хаотичные мысли метались в голове. Это что, правда? Какой мужик вообще может меня выдержать?

И вся моя проблема стала видна как на ладони — я слишком много думаю о других. Я переносила на себя проблемы Ники, будто и со мной может такое случиться, я слишком волновалась за Диму в лабиринте, даже Чарнизе помогала, потому что хочу, чтоб она отцепилась. И во всех ситуациях я постоянно теряла себя.

А как же я? Чего я действительно хочу? Кроме того, чтоб мне перестали храпеть на ухо.

Я провела рукой по щеке Димы.

— Она любила своего ребенка? — спросил он, потершись о мою ладонь.

— Да, — ответила я.

— Наша семья всегда была дружна. Отец был без ума от мамы. И нас воспитывали одинаково, никого не обделяли. А вот в замке было все по-другому. Чарнизу боялись. Знай кто-либо, что у нее есть маленький ребенок — не жить малышу. В этом я ее могу понять.

— Почему? — ужаснулась я.

— Здесь не особо радуются некромантам. Многих убивали.

— Да, на меня было совершенно около пятнадцати покушений, — Чарниза выглянула из стены. — Это если вам интересно. Последний, кстати, достиг своей цели.

Да, выглядывающая из стены свекровь — это нечто. Если она мать Димы.

— А ребенок от некроманта?

— Тем более стал бы целью номер один. Я не знал более одинокого человека.

— Она пыталась с вами поговорить? Или обратить свое внимание? — спросила я, прижимаясь к Диме. Он так и не открыл глаза.

— Да, но не более, чем к своим подданным. Только с Александром. И только то, что он нам рассказывал. Но он не любил ее.

— Зато она его любила. И сына любила.

Не могла не любить. Это чувствовалось в каждой строчке дневника, посвященной сыну.

— Ой, хватит меня обсуждать! — отозвалась Чарниза. — Я хотела, чтоб Александр меня любил, а он лишь терпел. Я уже мертвая девочка, пережила это. Подумаешь, что, кроме него, у меня никого не было. Дурой была при жизни. Будто я не знала, как он бегал по борделям, лишь бы не быть со мной.

Оу, тут еще и психологическая поддержка духу не помешает.

— Ребенок не решил бы проблемы, — ответила я — то ли Чарнизе, то ли Диме.

— Он бы на ней женился.

— Ха-ха. Он бы отыгрывался на мне и малыше, ведь он не смог быть ни с кем, кроме меня. Но я бы не допустила к правлению никого. Тем более Александра. Но не буду рушить их братские чувства.

А это еще что значит? Чарниза так распалилась, что я была готова ей посоветовать побрить лоб. Королевы из нашего мира так делали.

— Ладно, Светлячок. Хватит о тех, кто не с нами, — Дима решил, что моя грудь — отличная подушка, еще и обнял меня, как плюшевого мишку.

— И что это такое?

— Давай поспим. Нам силы понадобятся сегодня.

Согласна. Я всегда думала. Что это неудобно спать с кем-то. Он же мешает: то руку не туда положит, то храпит на ухо. Но только это все забывается, когда понимаешь, что любишь этого человека, который стал тебе родным.

А вот разбудили меня весьма приятным способом — массажем спины.

— Выспалась? — прошептал Дима на ухо.

— Есть немного, — я повернулась к нему. Да, я умудрилась перевернуться на бок во сне.

За окном ярко светило солнце, а по небу плыли белоснежные облака.

Раздался взрыв, будто кто-то снес дом с одного удара.

— О, Дженкинс на поезде, — Дима мгновенно очутился у окна. Он напряжено смотрел на то, что творилось снаружи.

Огромный столб пыли кружился в воздухе, а когда он осел — стало видно вытянутую металлическую голову поезда.

— То есть он не движется? — заторможено спросила я, вспоминая, что эта пресловутая махина, протаранившая стену, должна быть в вечном движении.

— Нет, мы вчера всю ночь пытались перенастроить его, чтоб он остановился в монастыре. Конечно, не так кардинально, но тут как получилось, — Дима повернулся ко мне. — Только не смотри на меня так, будто хочешь убить.

Я тут, видите ли, злилась и обижалась ночью, а он поездом был занят!

— Вот еще, — отвернулась от него, но он все равно обнял меня.

— Ладно, нам пора, — поцеловал в макушку. Еле заметно. Как он не забывал, что мне от этого больно?

Я схватила дневник и платье, в котором приехала. Хотелось взять еще одежду свежую.

— Времени нет, — Дима взял меня за руку и потащил на улицу.

Возле огромного поезда, больше похожего на белую змею, уже столпились люди.

— А я же говорил! — мужичок в коричневом костюме чуть ли не плясал рядом с махиной.

— Ты разрушил стену! — крикнула на него Клеренс.

Голова поезда заехала в здание наполовину, оставляя огромную брешь в стене. Сам поезд оказался высотой с одноэтажный дом.

— Зато поезд остановился. Миледи, я приглашаю вас отправиться с нами, — сказал он, поглядывая в свой планшет.

— Какой поезд? Здесь монастырь без защиты! Что будет, когда правитель зайдет сюда?

— Я вас умоляю! Здесь в любом случае никого в живых не оставят, — он махнул рукой.

— Клеренс, — Камилла подошла к матери-настоятельнице, — если мы останемся, то тем более они уничтожат монастырь. А так у нас есть шанс сохранить его.

По матери-настоятельнице было видно, что она не хотела бросать свое детище.

C шипящим звуком открылась голова поезда сбоку, разбивая стену еще больше. Белесая дымка вырвалась из нутра.

— Так, отлично, — Дженкинс спрятал планшет, хлопнул в ладоши и пошел к входу.

— Воу, что за грохот тут был? — к нам подошел Виктор.

Выглядел помято, но довольно. А позади него стояла раскрасневшаяся молодая монашка. В борделе не получилось, так тут повезло.