— У подруги ночевала, — буркнула Лена, бросив на меня злой взгляд. — Там телефона не было.

— И автомата рядом не нашлось? — тут же подключилась мама. — Да со мной чуть сердечный приступ не случился, ты же знаешь, что у меня сердце слабое…

В прихожей стало очень громко и тесно. И в довершении, решив, по всей видимости, принять участие в общем кипише, затрезвонил телефон.

Я шагнул вперед в одном ботинке и поднял трубку.

Из-за того, что все орали, ничего слышно не было.

— Да помолчите вы! — попросил я. Какое там! Грохотовы орали друг на друга так самозабвенно, что услышать мой охрипший после ночных подвигов голос они так и не смогли.

— Минуту, я отойду в более тихое место, — сказал я в трубку. Скинул второй ботинок, ухватил телефон и уволок его в кухню. Закрыл дверь.

— Вот теперь говорите, — сказал я.

— Привет, — раздался в трубке голос Евы. — У тебя там все в порядке?

— Это не мой скандал, — хмыкнул я. — Мне подбросили. Что-то случилось?

Глава 21

Дребезжащий и грохочущий автобус я заметил еще с поворота и припустил трусцой, чтобы успеть. Так-то было, конечно, еще не поздно, и этот конкретный автобус вряд ли был последним. Но вечернее время — дело такое. Пропустишь — и потом полчаса приплясывай на остановке в ожидании следующего. А минус двадцать — это все-таки минус двадцать. Вносит, знаете ли, коррективы в жизненный принцип «никогда не бегай за уходящим автобусом, потому что следом все равно приедет другой».

Уже когда запрыгивал в заднюю дверь, зацепился взглядом за стоящие рядом с проходной завода две видавшие виды «девятки» и нездоровый какой-то движ рядом с ними. Четверо крепеньких парней в спортивных костюмах и зимних кожанках с воротниками из искусственной чебурашки наезжали на пузатенького дядьку в сером пальто с каракулевым воротником. Тот прижимал к груди портфель, и был явно обескуражен. Но к мордобою дело пока что не перешло.

«Ну вот и примета времени…» — подумал я, и автобус тронулся, просвистев по замерзшей дороге задними колесами. Технически, уличные войнушки в Новокиневске шли уже некоторое время. И всякие знатоки разного рода контркультур регулярно обсуждали на тусовках взаимоотношения разных молодежных группировок, кто кому и за что бьет морды, в каких районах появляться не следует, чем металлисты отличаются от хиппи, и эти двое вместе — от панков. Но мне было откровенно лень в это все вникать. Как максимум своей политической информированности, я мысленно поделил всю молодежь на «патлатую» и «лысую». Но как-то так само собой складывалось, что мои длинные волосы практически не привлекали к себе никакого недоброго внимания. Так, пару раз случалось, да и то я не был уверен насчет идейной подоплеки этих наездов. Возможно, где-то в Москве так называемые «неформалы» активно делились на кланы, но здесь, в Новокиневске, тусовка их была общей. И делилась, разве что по тем местам, где они предпочитали проводить досуг. И если первое время я пытался как-то вникнуть в нюансы, то чуть позже понял, что фигня это все. Повод почесать языками, скорее, чем реально что-то значимое. Наедут, дам в зубы, делов-то.

А вот эти парняги на машинах, про которых я раньше разве что кино смотрел, стали активно попадаться на глаза с началом девяносто второго. На вид они были типичные гопники, из тех, кто сидят на кортах возле магаза, лузгают семки и цепляются к проходящим мимо волосатикам. Только вот на «волосатиков» они как раз внимания и не обращали. Смотрели, как на пустое место.

Автобус завернул за громаду завода, и мимолетные мысли про разборку, которую я только что наблюдал, сами собой выветрились у меня из головы. Я плюхнулся на двойное сиденье и сдвинулся к замерзшему окну. До меня на этом месте кому-то явно было скучно. Изморозь на стекле была покрыта множеством «детских следов». Такие отпечатки меня когда-то в незапамятные времена учила еще бабушка делать. Сжимаешь руку в кулак, прижимаешь к стеклу, а потом делаешь отпечатки пальцев — один большой и четыре маленьких. Здесь надо быть внимательным, потому что если автобус тряхнет на ухабе, то отпечаток получится неправильным. Я усмехнулся, снял варежку, сжал руку и прижал к стеклу. В самом углу, где еще осталось «незатоптанное» место.

Ева сказала, что ничего не случилось, просто отец ушел в ночную, так что если хочу, то могу приехать. Ха! Хочу ли я сбежать из скандала Грохотовых? Да Ева прямо-таки прочитала мои мысли!

Так что я выскочил из дома, не успев толком зайти. Мысленно пожелав Лене удачи и словив на себе завистливый взгляд Лариски.

Автобус ехал по дороге, освещенной редкими фонарями. Народу было немного — на передних сидениях, которые друг напротив друга, сидела компашка студентов из пяти человек, еще несколько пассажирова-одиночек, хмуро не смотревших ни на кого. И парочка парней лет тридцати за моей спиной. От нечего делать, прислушался к их разговору.

— … как мало людей стало после девяти вечера? — говорил один. — Раньше, помнишь, вечером жизнь только начиналась. Парочки гуляли по аллейке, просто прохожих было много. А сейчас как будто все вымерли.

— Так завтра понедельник, — отвечал второй. — Рабочий день, надо выспаться…

— Ой, да ладно! — отмахнулся первый. — Это в любой день теперь так!

— То, что мы сегодня ни с кем не познакомились, еще ничего не значит, — усмехнулся первый. — Холодрыга вообще-то, девчонки тепло любят.

— Точно тебе говорю, это все неспроста! — настаивал первый. — Люди будто чувствуют, что после девяти надо закрыться дома и наружу н выходить!

— А там что? — хмыкнул второй. — Чудовище по улицам бродит и жрет случайных прохожих?

— Шуточки тебе, — буркнул первый. — А между прочим, я вчера в газете прочитал…

— Ой, не смеши мои тапочки! — заржал второй. — В газете сейчас какой только фигни не напишут.

— Нет, ты послушай! — первый явно раздухарился. — Милиция, между прочим, от нас скрывает настоящую статистику по пропавшим людям. Чтобы панику не сеять. И что каждую ночь в Новокиневске пропадает по тридцать-сорок человек!