— Ого, это действительно нездорово, — раздается голос за моей спиной. Райли, бл*дь. Он все равно меня сейчас ненавидит.

Ты смотришь мимо меня и вздрагиваешь.

— Райли?

— Я знал, что живу в сумасшедшем доме, — говорит Райли. — Но это затмевает все. Ты установил камеры? Где?

— Ну…

— Насколько я знаю твоего отца — везде! — взбешенно отвечаешь ты. — Если что-то делать, то по полной программе. Да, Китон? Ты знал об этом с самого начала, потому что следил за всем, — теперь ты обвиняешь меня. — Ты мог бы все остановить сразу, как только это началось, Китон. Ты мог бы все это пресечь или, по крайней мере, предотвратить помолвку. Помешать тому…

— Чтобы мне изменили, — перебивает Райли. Ненавижу, когда он перебивает тебя. И вообще, почему именно я сейчас в центре внимания? Я не трогал девушку. Я никого не избивал. Я ничего не делал. Вы оба сверлите меня взглядом, и всякий раз, когда вы это делаете, я вижу ваше сходство.

— Если бы не камеры, Оливия, пять лет назад Мейсон сжег бы наш дом.

— Наверное, передалось по наследству, — язвительно говоришь ты, и я предупреждающе смотрю на тебя. Не перегибай палку, детка. Ты же не хочешь меня разозлить?

Хотя нет, хочешь. Именно это. Я должен оставаться спокойным.

— Если бы я не наблюдал за вами всеми, как вы красиво высказались, Мейсон отпраздновал бы здесь свою первую гэнг-бэнг вечеринку семь лет назад. На твоем диване, Оливия. — Твои глаза расширяются. — Если бы не камеры, на свой восемнадцатый день рождения Райли лишил бы здесь девственности пятнадцатилетнюю девочку. — Твой взгляд возмущенно стреляет в Райли. — Извини, приятель, — говорю я и снова обращаюсь к тебе. — И он солгал бы тебе в лицо, как и все те разы, когда Мейсон получал наказания вместо него, Оливия. Хочешь, я продолжу? — смотрю на Райли.

— Нет, — говорит он. — Не нужно.

Ты смотришь на него, Оливия, и видишь своего солнечного мальчика совершенно другими глазами.

— Не бывает только хорошее или только плохое. Так же и с Мейсоном.

Райли фыркает.

— Мейсон — исчадие ада, и заплатит за это.

Оливия, я чувствую, как температура в доме меняется. Такое ощущение, что становится на сорок градусов прохладнее. Чувствую, как все присутствующие напрягаются, и становится трудно дышать. Я чувствую, что какая-то сила природы приближается и в любую минуту обрушится на нас.

— Привет! — говорит Мейсон позади меня.

Он вернулся, Оливия. И сейчас станет действительно плохо.

32. Ты лучше любого наркотика, Эмилия

Мейсон

Я в стельку пьян, Эмилия, но картинки до сих пор стоят перед глазами. Они будут преследовать меня до конца жизни. Ты и он в моей кровати. Никогда бы не подумал, что ты такая сука. Вся моя семья собралась в гостиной, Эмилия. Насколько я тебя знаю, ты прячешься где-то наверху и подслушиваешь, но не решаешься спуститься, потому что здесь мой отец, а моя мать ненавидит тебя с недавних пор. Она терпит, но не принимает. Уже нет.

— Мейсон — исчадие ада, и заплатит за это! — как раз говорит Райли, когда я, широко улыбаясь, выхожу на сцену.

— Привет! — мама смотрит на меня с ужасом, Райли взбешенно, а папа раздраженно. Я так пьян, что мне все равно, и все это из-за тебя.

Так что я вразвалочку прохожу мимо брата, чье лицо совершенно опухло и выглядит, как бесформенный кусок отбивной. Я забрасываю ему руку на плечи.

— Как дела, бро? — заплетающимся языком языком, говорю я.

Он отталкивает меня от себя.

— От тебя воняет алкоголем.

— А от тебя Эмилиеееей, — отвечаю я. — Должен сказать, бро…

— Не называй меня «бро», — он меня перебивает, Эмилия.

— Как скажешь… должен сказать, бро, ты трахаешься не так уж плохо. Ты оттрахал ее так грубо, как она любит. Если бы ты шлепнул ее по заднице, ее маленькая киска потекла бы по твоим рукам. Ей всегда нравилось, когда я так делал! — все смотрят на меня так, Эмилия, будто не верят, что я только что действительно это сказал, но я это сделал. Я слышу, как ты приближаешься. О, мой голос приманил тебя.

Ты, свежеоттраханое нечто, заходишь в комнату, одета в спортивные штаны и свитер. Твои глаза заплаканы. А я вижу только как он тебя касался.

Хочу сделать шаг к тебе. Не знаю зачем, но мой отец отчетливо говорит:

— Нет!

— Ах, вот и она! — язвительно говорит Райли. — Тебе есть, что сказать, тварь?

— Райли! — ругается мама.

Я поворачиваюсь к нему и смотрю в глаза.

— Назови ее так еще раз, и я вырву твой язык.

Папа просовывается между нами, зануда, и еще раз повторяет более настойчиво.

— Нет, Мейсон!

— Так интересно! — восклицаю я и делаю шаг назад. — Именно я всегда делаю что-то не так! Эта, — показываю пальцем на тебя, Эмилия, — трахается со мной почти год, и никто ничего не говорит! Этот, — показываю на брата, — трахает мой мозг с тех пор, как я появился на свет! Изящным способом. Мама… — слишком сильно уважаю ее, чтобы так с ней говорить. Папа меня бы прибил. Сразу же. Уже такое бывало, потому что я проявлял неуважение. — Мама делает вид, что все сууупееер, и не видит, что все мы конченые. — Пожимаю плечами. — И, папа, насчет тебя. Ты наблюдаешь за нами, как сумасшедший сталкер, и подсматриваешь за нами в душе, пап. Серьезно? Но я поснимал все камеры, если тебе интересно! С этого момента никаких проблем!

Мой отец поднимает бровь.

— Я не подсматриваю за вами в душе.

— Ты в своем репертуаре! — надменно говорит Райли. — Всегда перекладываешь вину на других.

Я смеюсь.

— Эмилия, иди сюда. — Райли предупреждающе смотрит на тебя. Ты не знаешь, что делать. Я бросаю на тебя взгляд, Эмилия, лучше-не-играй-со-мной-взгляд. Ты опускаешь глаза и подходишь. Смотрю на Райли и ухмыляюсь. Он закипает. Его опухшее лицо краснеет.

Все смотрят на меня так, будто я сошел с ума. Наверное, так и есть, Эмилия.

Ты стоишь возле меня, и только мой отец своим взглядом препятствует тому, что я схвачу тебя за руку и притяну к себе. Потому что ты принадлежишь мне. Я вернулся, Эмилия. Ты ведь хотела, чтобы я лишился уравновешенности, где мне было так хорошо. Ты хотела монстра, и вот он здесь. В стельку пьян, но здесь.

— Расскажи им, — говорю я,