— До известной степени осведомленный, — развел руками Зайцев. — Я знаю, что Рогов помогал достать импортное оборудование. Завод у нас — один из лучших по отрасли. И сырье, и транспорт — это все Рогов, и с проверяющими, ревизорами и прочими — это все он имел дело.

— Незаменимый человек… — сказал я задумчиво. — Значит, дорогой товарищ Зайцев, мы выяснили, что левого производства у вас нет, но левая водка имеется в промышленных масштабах. И все же — кто контролирует эту водку? Учет, отгрузка, оплата рабочим… Ведь, я так понимаю, что рабочим за перевыполнение плана на двадцать пять процентов идет прибавка к зарплате?

— Все верно, прибавка идет, — сказал Зайцев. — От Рогова всеми этими вопросами занимается Макаров. Главный инженер. Он первым номером в списке.

— Отлично, — сказал я. — Вы видите этого молодого человека? — я указал на Серегу.

Зайцев посмотрел на него поверх очков и ответил утвердительно.

— Вот завтра с утра, в восемь ноль-ноль, лично встретите его на проходной, проведете на завод и покажете всех, кто в этом списке. А начнете прямо с Макарова. Только нужно это сделать как-нибудь ненароком, понимаете? Без шума.

— Попробуем, — сказал Зайцев, но как-то не очень уверенно.

— Никаких «попробуем»! — ответил я строго. — А теперь, благодарим вас за помощь и не смеем больше задерживать…

Зайцев шмыгнул к выходу, а я задумался.

Глава 22

— Если по нормальному, — сказал я компаньонам, — то нужно Рогова садить в директорское кресло, а товарища Бубенцова — по жопе мешалкой… Человек годами выстраивал работу завода. И выстроил. А тут мы приходим, все такие красивые, и говорим — дяденька, вали отсюда. Ему обидно, наверное?

— Да перестань, — скривился Валерик. — Тоже мне, нашел врача-общественника. Он себе наворовал расстрелов на десять, не меньше!

— Валер, ты же знаешь, наш человек не ворует, он компенсирует убытки, — сказал я.

Серега шумно отхлебнул чай из стакана.

— Это все очень интересно, — сказал он, — только делать чего будем?

— У тебя задача простая, — ответил я, — завтра езжай на завод, Зайцев тебе покажет всех нехороших людей, а потом…

— Ясно, — улыбнулся Серега. — Навестим их после работы.

— Только ласково! Никакого членовредительства. Нужно убедить их написать заявление об уходе с работы. По собственному желанию.

— Убедим, — сказал Серега.

— Ну вот и прекрасно, — сказал я. — Все, домой поеду. День сегодня сумасшедший…

Попрощавшись со всеми, я вышел на улицу. Стоял теплый летний вечер — безветренный и приятный, так что я отправился к себе пешком, благо — жил недалеко. Наверное, это летний вечер повлиял на меня расслабляюще, а может быть — сказалось напряжение последних дней… Накатила апатия — не хотелось ничего, ни денег, ни очередных разборок, это все показалось мелким, пустым и ничтожным. А вокруг люди возвращались домой с работы, кто своим ходом, кто в автобусах и трамваях, набитых под завязку — уставшие, нервные, издерганные, груженые тяжеленными авоськами, обманутые ложными надеждами и напуганные неопределенностью будущего… люди, которым я ничем не мог помочь.

Очень скоро их жизнь, хоть и серая и невзрачная, но в то же время, понятная и стабильная, будет разрушена полностью. Некоторые из них не выдержат, погибнут, но большинство адаптируется… все как обычно, большинство всегда адаптируется, к любому кошмару, к войне, к концлагерю, к чему угодно… Вот только потом это будут совсем другие люди. И через десять лет, в этих же квартирах и домах, на этих же улицах будет жить совершенно другой народ. Люди те же, другим-то взяться неоткуда, а народ — другой. У него будут совсем другие ценности и взгляды, он будет мечтать о другом и разговаривать не о том, о чем разговаривает сейчас… Невеселые мысли роились и не хотели уходить. Я пристроился на какой-то изломанной уличной скамье и просто сидел, апатично глядя в одну точку, а мыслемешалка крутила и перекручивала в голове разное, настоящее, прошедшее и будущее.

Два сумрачных не очень трезвых мужика, тусовавшихся неподалеку, окинули меня мутными оценивающими взглядами, и посчитали негодным для составления будущей компании. Я усмехнулся — хоть какой-то стабильный элемент, неистребимый ни при каких властях.

— Слышь, парень, пятьдесят копеек не найдется взаймы? — безнадежно обратился ко мне один из сумрачных мужиков.

Я усмехнулся, покопался в кармане джинсов, нащупал какую-то купюру и протянул просителю. Оказалось, три рубля.

— Трояк! — удивился мужик. — Погоди, сейчас сдачу отсчитаем!

Все же советские алкоголики по-своему глубоко порядочные люди, подумал я с некоторым даже умилением. Я хотел махнуть рукой, встать и пойти дальше, но второй сумрачный мужик, который был постарше, строго сказал мне:

— Погодь, паря!

Из карманов потрепанных пиджаков и брюк была извлечена мелочь, которую тщательно пересчитали и вручили мне в количестве один рубль пятьдесят копеек. К пригоршне мелочи была добавлена также и рублевая бумажка.

— Спасибо, друг! — прочувствованно сказал мне первый, и добавил с внезапной надеждой, вопросительно глядя на меня: — Может?..

Я с улыбкой покачал головой и развел руками. Второй мужик поблагодарил меня легким поклоном головы, преисполненным достоинства. Было так странно получить пригоршню мелочи и в то же время знать, что в конторе в углу лежат сумки с наличкой на два миллиона.

А потом вдруг пришло странное ощущение. Предчувствие. Вот не нужно мне сейчас идти к себе на квартиру. Совсем не нужно. Оно было неотвязное и неприятное, как заноза, сидевшая где-то в глуби подсознания, в недрах лимбической системы… Мне даже как-то нехорошо стало. Ладно, подумал я. А что, если дорогой наш Олег Николаевич Рогов надумал радикально решить вопрос?.. Нет человека, нет и проблемы… Заказные убийства пока еще большая редкость, что-то такое если и происходит, то где-то в крупных городах — Москве и Ленинграде, повсеместно это все расцветет через год-другой, но… Рогов — человек продвинутый, а деньги на кону очень уж большие. Плюс к тому, у него, кажется, есть опыт в таких делах.

Я, конечно, мог не идти к себе. Я мог отправиться к родителям. Или к Валерику. Или просто отсидеться где-то до утра. Но, нет. Я иду домой. Проверяю предчувствие и играю с судьбой. Тем более, стоит такой тихий и теплый вечер… Такой умиротворяющий… Разве может