Да что я вам рассказываю, вспомните, сколько раз за свою долгую службу вы видели неумелых командиров и бездарных генералов, которым по своим знаниям и способностям вообще не место в армии. Я же у себя в отряде стараюсь такой ошибки не допускать, и, если вижу, что человек достоин, чувствую, что он может потянуть на себе больше командных полномочий, выдвигаю. Вот, к примеру, если посмотреть по персоналиям: старшина Авдеев – уже сейчас готовый зампотыл, как минимум уровня батальона, соответственно, в отряде он у меня правая рука по всей хозяйственной части, плюс еще командные задачи у него имеются… разные, с которыми он отлично справляется; младший лейтенант Петров – он молодой еще, неопытный, но по своим деловым и человеческим качествам парнишка перспективный, как минимум начальник разведки батальона, а потом и полка, из него получится, я уверен; капитан Сотников, командир кавэскадрона, вы его не знаете пока, он сейчас в Суховоле за старшего остался, – его чуть подучить, и готовый комбат, а то и комполка, в перспективе.

Что же касается непосредственно старшего сержанта Гаврилова, он мне еще в первом бою, когда был всего лишь сержантом и командиром одного-единственного броневика, глянулся: парнишка толковый, сообразительный. Посмотрел его на взводе колесной брони – тянет: командные способности имеет и учится военному делу очень старательно. Теперь вот, на командира автоброневой роты буду стажировать, думаю, и тут он справится, ну а я помогу и подскажу, если где ему тяжело или непонятно будет. А вопросы по его званию… Вспомните опыт Первой мировой, с ее вынужденным ускоренным производством вольноопределяющихся в офицеры и рядовых в унтер-офицеры прямо на поле боя, по способностям и без оглядки на наличие-отсутствие классического военного образования. Здесь, на этой войне, я уверен, все повторится, и будут у нас «лейтенанты военного времени», без военных училищ за спиной, но способные командовать ротами, а то и батальонами, когда все остальные командиры погибнут… Так что лейтенантское звание от Гаврилова, если справится и проявит себя, никуда не уйдет, – вот вернемся в Белосток и приведем в соответствие.

«Угу, ага… – мысленно поддакнул Карбышев, – то-то я смотрю, ты и сам до сих пор в лейтенантском звании ходишь, словно только что из училища… Интересно, а кто и по каким основаниям тебя самого вот так… выдвинул?»

У него было свое мнение, основанное на том, что без качественного военного образования в условиях военного училища выдвижение выше уровня командира взвода нецелесообразно в принципе, ибо никакой боевой опыт всей совокупности базовых знаний военной науки не заменит, но Карбышев решил сейчас не спорить, этот вопрос пока отложить и сначала посмотреть на результаты «выдвиженческих инициатив» лейтенанта Иванова.

– Ладно, Сергей Иванович, оставим пока бронетехнику и поговорим об артиллерии, которая, как вы сами недавно выразились, есть «Бог войны» и решающее средство достижения победы в бою, в этом я с вами полностью согласен. Однако, насколько я понял, вся артиллерия, которую вы притащили с собой и планируете задействовать в обороне аэродрома, она у вас вся трофейная – ведь так? Не находите это странным? Да и вообще, трофеев в вашем отряде используется слишком уж много…

Карбышев умышленно сделал паузу, словно давая Сергею время осмыслить сказанное, и потом продолжил:

– А ведь это… несколько расходится с идеологической линией наших военно-политических органов. Да и верховное командование, насколько я знаю, к использованию трофеев относится… весьма неодобрительно. Что скажете?

– О, на этот счет вам совершенно не следует беспокоиться, Дмитрий Михайлович, – широко улыбнулся Сергей. – За те несколько дней, что вы блуждали по лесам, многое изменилось, и теперь, на фоне очень значительных потерь отступающей Красной армии не только в живой силе, но и в боевой технике, артиллерии, вооружениях, боеприпасах и во всех остальных ресурсах, зачастую оставленных прямо в местах хранения, концепция усиления огневой мощи и боевых возможностей наших частей за счет использования трофеев уже не вызывает сильного отторжения у командования… По крайней мере, у командования Белостокским оборонительным плацдармом. Логика тут простая: все нам на пользу, что противнику во вред. И если есть возможность нанести дополнительный урон за счет повышения собственной огневой мощи, тогда не особо важно и принципиально, наша ли собственная это огневая мощь или с элементами трофейного вооружения.

Говоря конкретно о нашем отряде – он изначально создавался как особое подразделение, способное некоторое время автономно действовать в тылу противника. Отсюда широкое использование трофейного вооружения, транспорта и боевой техники. Отсюда же повышенные требования к подвижности и маневренности, то есть обширная моторизация. Вот мы все это у противника по мере сил и берем, для пользы дела и увеличения эффективности наносимого ему урона.

А что касается трофейной артиллерии, тут, помимо того, что она у нас есть, боеприпасы к ней в изрядном количестве тоже есть, так отчего бы поэтому ее не использовать, еще вот какой важный момент имеется… Дело в том, что в области вооружений кое в чем мы немцев превосходим – взять те же самозарядные винтовки СВТ или наши «тридцатьчетверки», «Катюши», стодвадцатимиллиметровые минометы и так далее, а кое в чем – они нас. Пулеметы МГ-34 у них очень хороши, как и малокалиберная двадцатимиллиметровая зенитная артиллерия, которая за счет наличия в боекомплекте бронебойных подкалиберных снарядов успешно работает и как средство ПТО по всей нашей легкой бронетехнике. Также хороши их легкие стопятимиллиметровые гаубицы и особенно такие вот, семидесятипятимиллиметровые легкие пехотные орудия, как нельзя более полно подходящие для условий ведения маневренной войны. Наша артиллерия поддержки пехоты тоже неплоха, но разница в уровнях конструкторской и технологической школы, а также в уровнях общей технической культуры промышленного производства слишком велика, отсюда неизбежно появляются отличия не в нашу пользу.

Вот давайте, для примера, сравним советскую семидесятишестимиллиметровую полковую пушку и немецкое семидесятипятимиллиметровое легкое пехотное орудие. По классу они одинаковы, поскольку обе пушки предназначены для непосредственной поддержки пехоты на поле боя огнем и колесами, то есть должны легко и быстро перекатываться для смены позиции силами расчета. А вот дальше начинается существенная разница. Для начала, немецкая пушка и не пушка вовсе, а эдакий гибрид пушки, гаубицы и даже мортиры, поскольку, имея раздельно-гильзовое заряжание с зарядами переменной мощности и максимальный угол вертикальной наводки до семидесяти пяти градусов, она может эффективно поражать цели на дистанции от тридцати метров (как мортира или миномет) до трех с половиной километров (как пушка или гаубица). Да, по максимальной дальности стрельбы она более чем в половину уступает нашей