Шрифт:
Закладка:
«В этот день миссис Кампион была совершенно счастлива», – подумал я и сказал это вслух.
– Она была очень жизнерадостной, – дед погладил грубым пальцем фотографию. – Они долго воссылали молитвы к небу, прося послать к ним ещё одну маленькую жизнь. Очень счастливы были, когда родились их дети. Казалось, что у них было всё, чего можно пожелать в земной жизни.
– И ничего не стало.
– Да. Ничего, – вздохнул дед. – Кстати, твой друг остановился именно на этом снимке. Сказал: как красива эта женщина, – и не стал дальше листать.
Рядом с фотографией Энни Кампион была другая. На снимке – мальчик лет десяти, одетый в шорты и рубашку, на голове его угнездилась большая соломенная шляпа с ободранными полями. Я долго не мог понять, кого он мне напоминал, но лицо это я точно знал.
– Ха! Не шляпа, а целая корзина! Ему не хватает курицы, – засмеялся я.
– Это шляпа его отца, – сказал дед.
– А кто это?
– Ты разве не узнаёшь?
Я подумал ещё раз, помычал с сомнением.
– Не, не узнаю.
– Это – Джозеф, упокой Господь его душу! Ему здесь около двенадцати.
– Ну точно, Джозеф! – треснул я себя по лбу. – Я же вижу, лицо знакомое.
И подумал про себя: вот этого славного парня в шортах и дурацкой шляпе (а на самом деле лишь его тело без духа) я тащил на спине, не давая нам обоим потонуть. Странное чувство, потому что этих людей с нами уже не было, однако они по-прежнему делились с нами своим счастьем с фотографий.
Я начал вспоминать, была ли у меня такая фотография. Вдруг меня завтра молнией ударит, а у меня ещё не сделан снимок, где я свечусь от счастья. На что будут смотреть мои близкие?
– Слушай, а у тебя есть моя фотография? – спросил я деда.
Дед запустил пальцы в лохматую бороду, пытаясь вспомнить.
– Думаю, твой отец оставлял мне снимок, – сказал он.
– Хорошо. Это на всякий случай. – Я хлопнул деда по плечу, затем обнял его как следует.
– Знаешь, – нахмурился он, – мне такие разговоры не нравятся. Всё должно идти своим чередом.
– Этого ведь не предвидишь.
– И всё же я рассчитываю уйти первым.
– Тогда попрошу у отца твоё фото. У него оно стоит на полке.
– Лучше принеси пива.
Я принёс деду матовую запотевшую бутылку.
– Адам не говорил, когда вернётся?
– Сказал, что надеется успеть к вечеру, – ответил дед.
В полдень, когда распогодилось, я натянул резиновые сапоги и отправился к любимому верещатнику, накинув на плечи свитер из светло-серой меланжевой пряжи. Я решил не портить себе прогулку бесполезным мереканием о том, что делал в этот момент Адам. Меня всё равно никуда не привела бы ни одна мысль, кроме как в тупик.
Пройдя через пустошь, я опустился на корточки у большого камня, что у самого склона над тропой, где мы обычно отсиживались. Сесть я не мог – на камне дождь налил большую лужу.
Какое-то время я думал о Флоре. Нежное растение в шёлковой блузке, которое чудом ещё не зачахло в душном полицейском участке. Мне резко захотелось в её объятия. Принять душ, нарвать цветов (нарвать не получится, в Сент-Фоуи нет цветов), взять «Форд» и отправиться туда, где тебе будут рады.
Я выпрямился и потянул занывшие мышцы, когда послышалось чавканье – кто-то топал по грязи. Я повертел головой по сторонам, хотя понимал, что ступали не по тропке, а где-то за моей спиной, там, где холм шёл на склон. От обрыва, у которого я находился, до того места было ярдов тридцать-сорок. Я направился в сторону шагов, стараясь идти бесшумно. Пока я шёл, холм постепенно открывал обзор, и в один из моментов показалась макушка с золотыми локонами. Я разогнался и скатился по влажной зелени вниз, балансируя и едва не упав ей под ноги.
Джуди остановилась, переводя дух, и прижала руки к груди.
– Не хотел напугать тебя, извини, – сказал я.
Она выдохнула и ответила:
– Все в порядке, Макс. Это из-за погоды – я всегда нервничаю из-за грозы.
– Тебя напугали раскаты грома?
– Немного, – призналась Джуди. – Я должна идти.
– К нам на запад?
– Да.
– Могу проводить.
– Не хочу тебя отвлекать.
Я отбросил волосы со лба.
– Я свободен как ветер.
– Лучше потом увидимся.
Ответный кивок у меня вышел каким-то неуверенным, и я сказал:
– Почему ты идёшь по грязи через пустошь, а не по тропке? Там и вид на море хороший, а здесь кругом одни кусты.
– Мне надоело смотреть на море, – отвернулась Джуди.
– Почему ты соврала мне?
Джуди вспыхнула и, не глядя на меня, ровным голосом сказала:
– Я не врала тебе.
– Нет, соврала! – На меня что-то нашло. Мне хотелось унизить Джуди, загнать её в угол и заставить признаться во вранье. – Ты сказала, что была с отцом, а на самом деле ни его, ни тебя в доме не было.
Она помолчала и сказала:
– Не понимаю, о чём ты.
– Я говорю про вечер убийства, Джуди. Посмотри на меня!
Джуди по-прежнему стояла, отвернувшись.
Я вновь вспылил:
– Так и будешь молчать?
– Мне надо идти. – Она хотела пройти мимо.
Я грубо схватил её за руку, остановив.
– Отпусти! – рванулась девушка.
– Где ты была?
– Да какое тебе дело до этого? – она перешла на крик.
– Такое, что убили человека! Тебе всё равно?
Она дёрнулась, я сжал руку сильнее.
– Может, ты за ночь все мамины шёлковые платки сожгла?
В её глазах блеснули слёзы, она прошептала:
– Отпусти меня.
Я разжал пальцы, и Джуди принялась поглаживать предплечье там, где я сделал ей больно.
– Извини, не знаю, что нашло на меня, – смутился я, когда исступление отхлынуло.
Джуди обиженно потирала руку.
– Наверное, будет синяк, – неловко посочувствовал я.
– Ничего, – сказала Джуди, не поворачиваясь.
– Так и не скажешь, зачем соврала?
Вот заклинило-то! Уже и так ясно, что ничего путного от неё не добьёшься.
Джуди взглянула на меня исподлобья в упор и тихо, но чётко произнесла:
– Не твоё дело, где я была.
Сгоряча я хотел ляпнуть: «лучше тебе и впрямь идти одной», – но не успел. Со стороны пустоши, уходящей вглубь острова, мы услышали крики, а вскорости показалась фигура, стремительно двигавшаяся в нашу сторону. Я вышел вперёд, пристально
