– Я, – отвечал Макги, глядя ему прямо в глаза, – только хотел убедиться, что не перепутал тома. Порой в счетных записях нетрудно запутаться.

Похоже, юнец был из неисправимых и, определенно, лгал.

Макги поднялся на ноги, и Рид слегка опешил, встревоженный его высоким ростом и мускулистой грудью, туго обтянутой тканью рубашки. В нем чувствовалась некая непостижимая сила. Казалось, сейчас он, протянув руку, коснется Рида.

Рид выжидающе замер.

Нет, Макги всего лишь подхватил со стула сюртук и направился к двери, однако Рид, сам не понимая отчего, пока не мог позволить клерку так просто уйти. Оставшись на месте, он преградил Макги путь.

– Отчего бы вам, мистер Макги, не присесть и не выпить со мною бокальчик виски? Возможно, я сумею объяснить вам, как ведутся счетные книги.

От своего блефа, если то был блеф, Макги отрекаться не стал. Приглашение он принял не мешкая, а Рид щедро плеснул в два бокала виски из бутылки, хранившейся в ящике стола. Оба уселись в кресла, к окну. Лучи заходящего солнца падали на колено Макги, словно пальцы, скользили по его подбородку. Казалось, он постоянно улыбается, даже когда говорит, и Рид обнаружил, что, глядя на его губы, то и дело теряет нить разговора.

Макги рассказал, как рад получению этого места (работы, по его выражению, для настоящих мужчин) после неудачного ученичества у театрального актера. Поначалу его история показалась Риду малоправдоподобной – возможно, даже целиком вымышленной, однако, узнав о нью-йоркском детстве Макги, о его сухом, до жестокости суровом отце, вместе с матерью умершем от болезни, мало-помалу смягчился. Разумеется, темных пятен в прошлом Макги хватало; разумеется, молодой человек о многом умалчивал, но Рид не настаивал на подробностях. Куда больше любых подробностей Рида интересовал взгляд юноши, смотревшего на него, словно на луч света среди царства тьмы. Все это казалось невероятным.

– Но хватит обо мне, – сказал Макги, хотя с виду вовсе не хотел прекращать разговора. – Мое прошлое вряд ли хуже того, что любой может прочесть в новостях.

Тут он рассмеялся, и от его смеха у Рида сладко заныло под ложечкой. Охваченный предвкушением, Рид заерзал в кресле, закинул ногу на ногу.

– Я читаю все газеты, какие только под руку подвернутся, – продолжал Макги. – А вы, мистер Рид, новости любите?

– Я? – нахмурившись, Рид устремил взгляд в бокал с виски. Отвечать на вопросы ему не хотелось: в эту минуту он снова почувствовал себя застигнутым врасплох. – Да, за новостями я слежу, как и все прочие деловые люди.

В ответ Макги вывалил на него целую череду восхитительно жутких историй из недавних газет. О мертвых телах, обнаруживающихся даже сейчас, спустя две недели после того, как Натчезтрейс[13] накрыл ураган ужасающей силы; о христианских проповедниках, протестующих против премьеры какой-то скандальной пьесы в филадельфийских театрах; и, наконец, о германском судне, потерпевшем бедствие в открытом море – о том, как команде и пассажирам, много недель напрасно ждавшим спасения, пришлось, дабы не умереть от голода, прибегнуть к каннибализму. С блеском в глазах Эдвард во всех подробностях описывал, как уцелевшие – в шлюпке, посреди моря – разделывали труп, как расщепляли ребра, чтобы добраться до костного мозга, и Рид снова подумал, не сочиняет ли Эдвард… однако чего ради ему сочинять? Только затем, чтоб потянуть время? Может, ему тоже не хочется расставаться?

– Кстати, мистер Макги, не желаете ли со мною отужинать? Я как раз собирался в закусочную здесь, по соседству.

Откуда взялась эта мысль? Ведь он собирался домой, поужинать в кругу семьи. Маргарет с ребятишками уже заждались… однако продолжение разговора с новым младшим клерком отчего-то казалось очень и очень важным.

– Там превосходно готовят студень из ягненка в мятном желе. Если угодно, раскалывать и высасывать мозговые кости разрешаю, – пошутил Рид, сам себе удивившись, так как склонности к остротам обыкновенно не проявлял.

Позднее, обнаружив, что так и не вспомнил о новой шляпе, забытой в кабинете, он удивился еще сильнее.

Неизбежное началось в тот же вечер, так как зоркий глаз Эдварда Макги действительно разглядел в Риде кое-что необычное, помог юноше раскрыть или почуять тайну, хранимую Джеймсом Фрезером Ридом глубже, надежнее всех остальных. Он понял, чего Риду хочется, – возможно, задолго до того, как Рид признался в этом желании себе самому.

Способствовал перемене выпитый за ужином бренди. Хмель смягчил Рида, ослабил его сдержанность. Взгляд его то и дело задерживался на новом клерке, а тот и не думал отводить глаз. В какой-то момент оба одновременно потянулись к бутылке, и рука юноши легла на ладонь Рида. Мимолетного прикосновения оказалось довольно. Это прикосновение запомнится Риду на всю оставшуюся жизнь.

Следующие полгода оказались сущим блаженством. Рид превратился в безумно влюбленную школьницу. Подумать только, как долго он жил, не зная любви!

На вид они вполне могли сойти за деловых партнеров. Эдвард играл при Риде роль личного клерка, а если помощник сопровождает бизнесмена в поездках по делу за город, делит с ним долгие клубные ланчи, допоздна засиживается с ним в конторе, это ведь только естественно, не так ли? Их отношения продолжались прямо под носом у окружающих, и Рид только диву давался, как легко им все сходит с рук.

Порой Эдвард заговаривал о возможности убежать вместе, вдвоем, куда-нибудь подальше. Отправиться в Калифорнию, начать новую жизнь… Там Рид избавится от всего, что его обременяет, – от Маргарет с ее выводком, от бизнеса, от огромного дома и земельных угодий! Да, разумеется, все эти вещи нажиты нелегким трудом, но вправду ли так уж ему необходимы? Разве свобода не лучше?

Действительно, с детства борец по натуре, Рид всеми силами старался оставить бедность юных лет жизни в прошлом, а вот выбрать свободу не смог. Свобода казалась чем-то нереальным – иллюзией, эфемерностью. Вдобавок, как можно бросить семью? Однако Эдварду, семьи не имевшему, растолковать этого не удавалось.

– Ты просто боишься счастья, – упрекал его Эдвард. – Ты мне не веришь.

Однако тут Эдвард был не прав. Рид ему доверял. Во всем доверял. Это и стало корнем всех его бед.

В то время Рид еще не мог знать, что будет дальше. Не мог, а потому и не ожидал ни постепенного разочарования друг в друге, ни неотвязной, неодолимой ревности, ни подозрений, будто привязанность Макги не ограничивается им одним. О том, что со счетами творится, Рид тоже не знал. Пройдет еще не один год, прежде чем Фицуильямс начнет указывать ему на кое-какие несоответствия, находя им только одно объяснение: Эдвард втихомолку, но регулярно обкрадывает компанию, и уже давно.

Как мог Рид предвидеть, что позже, стоит ему заговорить об этом откровенно, Макги пригрозит рассказать об их отношениях всему свету, а за молчание потребует денег – крупную сумму немедля и сверх того ежегодную ренту? Как мог он знать, что требования Макги, грозящие ему разорением, в конце концов вынудят Рида бежать из Спрингфилда?