На шум и крики из окон хрущоб начали выглядывать соседи. Почти все снимали происходящее на мобильные телефоны. В Рабочем поселке местные жаждали хоть каких-то развлечений. Ситуация и правда отдавала сюрреализмом.

Клавдий Мамонтов схватил здоровой рукой Суркова за ногу.

Тот извивался, вопил уже благим матом.

– Говори все! – крикнул ему Мамонтов. – Иначе отпущу тебя. Рухнешь вниз. Хоть и четвертый этаж, но башку расколешь, как орех, об асфальт. Мозги веером! Ну, Сурок, выбирай – жизнь или смерть!

– Я скажу! Только держи меня! – орал Сурков, дергаясь, колотя руками по воздуху.

– Правду, ну! – Клавдий Мамонтов потянул его одной рукой на себя, затем намеренно отпустил, пугая…

Вереща и стоная, Сурков сверзился вниз головой еще больше.

– Я… Я… Я! Я ее убил!! – заорал он на весь двор. – Признаюсь! Это я ее убил! Только не отпускай меня! С… мент, держи меня крепко! Спаси!

Макар с грохотом отшвырнул стол к стене и подоспел к окну на помощь Мамонтову. Но тот и один прекрасно справился с ситуацией. Здоровой рукой он рванул Суркова вверх, втащил его через окно обратно в квартиру и швырнул на пол.

Сурков перевернулся на бок. Он выл, он истерил.

– Я ее задушил! – выкрикнул он. – Она мне не оставила выбора!!

На его травмированной щеке выступили пятна крови – алый венчик вокруг черной родинки-мушки.

Глава 29

Четвертая жертва

Женщина лежала на спине на речном песке, на мелководье: ноги раздвинуты, руки широко раскинуты в стороны. Пряди темных растрепанных волос вились по воде подобно змеям. Ее черные льняные брюки, дорогой летний топ, бюстгальтер и трусы разрезали, обнажая полное тело, тяжелые груди и обвисший живот.

Полковник Гущин смотрел на ту, с которой так и не успел встретиться лично, но о ком в последние дни столько всего слышал – и хорошего и плохого. Правда, Искру Кантемирову сейчас было трудно узнать. Ее багровое лицо с вылезшими из орбит глазами исказило удушье, под подбородком в складках шеи виднелась тугая веревочная петля, затянутая сбоку крепким узлом. Весь труп был усыпан белыми пожухшими цветами борщевика Сосновского.

– Тот же почерк, – объявил полковнику Гущину эксперт Сиваков. – Сам видишь. Идентично. И пятно намалевано – опять он приложил к ее груди руку в перчатке и обвел красным.

Между грудей с коричневыми сосками алел знакомый неровный контур, кожа внутри блестела от слизи и влаги. Разрезанная одежда Кантемировой намокла от речной воды. Хотя труп и лежал на мелководье, почти у самой кромки берега, но порой от проплывавших по Оке моторных лодок волнение усиливалось. Полковник Гущин внимательно оглядел незнакомую местность. Труп покоился на небольшом пологом пятачке из песка, намытом водой. Берег нависал здесь над Окой, дальше он становился все круче и выше. Чуть ниже по реке виднелась старая заброшенная пристань – гнилые мостки почти разрушились. Но к ним с берега вилась узкая, заросшая кустами тропа.

– Неужели ее здесь задушили? Зачем она спустилась к воде? – спросил полковник Гущин Сивакова.

– Федя, ее задушили в другом месте. – Сиваков пристально оглядывал речной песок. – Мое мнение, труп сюда уже сбросили – оттуда, – он указал на выступ берега над кромкой воды.

И в этот момент оперативники, осматривающие берег, крикнули им сверху, что обнаружили нечеткий фрагмент следа протектора автомашины.

– Ты прав, – согласился Гущин. – Задушили где-то еще. А сюда привезли и сбросили. Что-то новое у нас, а? Так он прежде ни с кем не поступал – ни с почтальоном, ни с Мухиной, ни с Гулькиной. Всегда оставлял тела на месте убийств. А здесь переместил.

– Значит, наш душитель имел на то причины, – ответил эксперт Сиваков, снова наклоняясь над трупом, поворачивая его аккуратно на бок. Он ощупывал затылок и голову Искры Кантемировой.

– Прежняя схема – оглушил и начал душить? – спросил полковник Гущин, хотя пока он признаков черепно-мозговой травмы у Кантемировой сам не видел.

– Нет. Голова, по крайней мере визуально, у нее в порядке. Точнее я, естественно, скажу на вскрытии. – Сиваков руками в перчатках продолжал ощупывать затылок Кантемировой. – На лице следов ударов нет, на висках тоже. Ее не оглушали. Ей накинули на шею удавку, причем… Видишь, как именно и где узел затянут?

– Почти под ее ухом, – полковник Гущин сам рукой в перчатке нащупал тугую петлю в складках шеи. – Сзади напали. Как и на почтальона Суркову.

– С чего начал в лесополосе, к тому вернулся здесь, – эксперт Сиваков внимательно разглядывал концы веревки. – И душил ее не в положении лежа, и на веревку не наступал ногами. Все сделал так, как в самый первый раз.

– Она босая, – полковник Гущин разглядывал узкие маленькие ступни Кантемировой с изящным педикюром. – Сейчас лето, могла быть в шлепанцах. Где-то их потеряла. Вряд ли убийца ее намеренно разул, хотя – кто знает?

– Ее задушили и уже мертвую привезли сюда. И оттуда, сверху, сбросили к воде. Там ямка в мокром песке продольной формы. – Сиваков уверенно указал влево. – До нее речной прибой не достает. Труп, по моему мнению, упал с выступа сначала именно туда. Затем убийца по тропинке, – он повернулся к гнилым мосткам и указал на тропу на склоне (ее тоже осматривали сотрудники местного розыска), – легко спустился и перетащил тело поближе к воде. Чтобы его могли заметить с реки. След волочения смыло, Федя, мы его не видим, но он был здесь. Дальше душитель уже манипулировал с трупом, как и с прочими жертвами.

– Опять след секатора, а не ножниц, – полковник Гущин осмотрел разрезы на брюках, белье и топе Кантемировой. – Не как с Мухиной, но как было с Гулькиной, когда он счел ножницы неудобными.

Полковник Гущин окликнул оперативников, осматривавших тропу:

– Ну что там у вас?

– Ничего, никаких явных следов, мокрая глина, Федор Матвеевич! След скольжения вроде есть, но смазанный.

– Глина улик не хранит, – хмыкнул Сиваков. – А здесь следы, какие были, смыло водой. Зачем он ее на мелководье оставил? Чтобы вода следы скрыла. И к тропе обратно он по мелководью брел, а дальше прыгнул на гнилые мостки и поднялся опять по тропе.

– Место заброшенное, уединенное, – заметил Гущин. – Выезд на берег прямо из леса, с просеки, я заметил, когда мы сюда прибыли. По дикому берегу дачники и деревенские не гуляют, бурелом сплошной, поэтому орудовать с телом ему было здесь очень удобно. Но с воды труп на виду у всех. Его