время всерьёз позаботиться о будущем Расстриги. Вишневецкий задумал кровно связать молодого человека с православной знатью Великого княжества Литовского-Русского. В Брагин приехал и владыка Кирилл Лукарис который, был уже наслышан о делах и славе Иваницкого в Сечи и в валашском походе. Он сам вновь хотел побеседовать с молодым человеком, которого вернул из монашества в светскую жизнь.

Яркий июньский день. Солнцем залито большое подворье замка, солнечные блики играют на флажках бревенчатых оборонительных башен замка, на флюгерах жилых построек. Дубовые ворота проездной башни замка растворены. Князь Адам и владыка Кирилл стоят в гостевой палате замка у большого окна, ведут беседу и внимательно наблюдают за Расстригой и княжной Анной Острожской, гуляющими в тени яблоневого сада, разбитого на заднем дворе между жилыми постройками и конюшней.

На Анне длинное – до пят, синее шёлковое платье с серебряной нитью и небольшим белым жабо. Православный наперстный крест с изумрудами, красуется на груди. Волосы девушки, заплетенные в косы, уложены и закреплены на затылке. Голову покрывает лёгкая сиреневая шаль. Анна строга и прекрасна. Тонкие черты благородного лица, прямой длинный нос, полнокровные уста, выразительные синие глаза – всё в ней привлекательно и неповторимо. Она явно умна, осведомлена о многом и ведёт с молодым человеком серьёзный разговор. Расстрига внимателен, предупредителен. На нём светлый кафтан, расшитый серебряными шнурами и позументами. На ногах – лёгкие кожаные сапожки. Перевязь у него перекинута через плечо, но левую руку он уже снял с перевязи.

– Сказывают, государь, что ты восемь месяцев в Сечи пребывал? – с любопытством спрашивает Анна на чистом русском языке.

– Правда сие есть, княжна, – отвечает, Расстрига, опуская глаза долу.

– Чем же там ты, государь, занят был?

– Ратные делы – сия забота была, княжна. Запорожцы войной на Валашского господаря Михая ходили. И аз с казаки и со товарищи свои в Валашскую землю хаживал, – кланяясь, отвечает Расстрига.

– Лихие те люди – низовские казаки? Про них всякие страсти сказывают. Де, жестокосердные, да окаянные суть, – толи с сомнением, толи с уверенностью молвит Анна и вопросительно смотрит на Расстригу.

– Всякого мочно на Сечи сретити середь казаков. Но знатной частью своею то суть хоробрые и сметливые людие, и ратное дело добре знают, – отвечает молодой человек.

– Како же тамо т величали табя, государь? О чём баял с запорожцы? – с интересом спрашивает девушка.

– Величали меня в Сечи середь казаков сыном шляхетским Дмитро Иваницким. А баял я с ими по-русски, но мову их разумел. Ежели и вели разговоры со мною, то выспрашивали про учёность мою, и какими языками владею, и где учился тому, – рассказывает Расстрига.

– Сказывают, государь, был ты хоробрым в боях, и де хвалят тя запорожцы? – спрашивает Анна и лукаво взглядывает на молодого человека.

– Всего и не упомню, княжна, многое случалось в походе том. Но казаки добром меня поминают, – краснея, отвечает Иваницкий, и вновь кланяется девушке.

Острожская улыбается, и внимательно глядит на молодого человека.

Между тем князь Адам и владыка Кирилл наблюдают за парой прогуливающихся и ведут разговор:

– Чаю, владыко, наш молодий хлопец по нраву княжне, – подмечает Вишневецкий.

– Прамодушен, откровэнен и вниматэлен еси. То по нраву деве сей, – с акцентом отмечает владыка.

– Мыслю, пийдошло время сватать хлопца за княжну Анну.

– Верно мыслиши, кнаже, – соглашается Кирилл.

* * *

Вечереет. В трапезной Брагинского замка горят свечи. Владыка Кирилл ведёт беседу с Иваницким.

– Яко же веруэ́ши, сынэ? – задаёт вопрос владыка.

Расстрига читает Православный символ веры.

– Аминь! – молвит Лукарис и добавляет, – Хощу пособеседовати с тобою.

– Слушаю, владыко, – говорит Расстрига.

Кирилл какое-то время расспрашивает молодого человека о том, как он понимает догмат латы́нства о непогрешимости римского папы. Расстрига отвечает, де понимает, что безгрешен только Сын Божий – Христос. Человек же рождённый от отца и матери грешен уже первородным грехом. И тут Лукарис вносит замечание касательно папы:

– А извэ́стно ли тебе, сынэ, что латы́няне глаголют, де безгрешен «апостолик» – папа только за кафедрой. Дословно на латыни де «не способен заблуждати ся» – «экс катедра инфаллибилитас»?

– Сие не слыхивал, владыко! Но хитро и велеречиво тот догмат измыслен и пастве донесён, – отвечает Расстрига.

– Потому будь ухищрен в диспутах и речах и с латы́няне. Коварны суть!

– А и придется ли мне беседовать с латы́нянами?

– Придётся, сынэ. Помяни свящэнническое слово мое. Ну а како разумеэши про «филиóкве»[50]?

– Сего, отче, богословски не разумею. Но верую, яко исхождение есть Духа Свята толико от Бога-Отца.

– Верно глаголеши. Но коли придёт время ответствовать латы́нянам про «филиóкве», отвечай, де ортодоксальным христьянам не престало почитать троебожие и потому – бесовское равноправие, что только середь нечистой силы и в аду явлено. А престало поклонятися и видети в триипостасном Творце своём монархию, единоначалие и иерархию. Ибо Бог-Отец – начало, глава и конец всему, а Бог-Сын и Дух Святый – две рýцы его единосущные и единомощные. И всё в этом мире Божием устроено по иерархии, – излагает владыка и творит крестное знамение.

Расстрига изумлён глубиной богословских познаний владыки Кирилла и в молчании осмысливает сказанное. Лукарис не спешит в беседе. Он внимательно наблюдает за молодым человеком и оглаживает усы и седую бороду.

Через несколько минут разговор возобновляется. Владыка переходит к теме о протестантах и рассказывает молодому человеку о Мартине Лютере, Жане Кальвине, Ульрихе Цвингли. Молодой человек, конечно, слышал эти имена, но знания его в этом вопросе поверхностны. Ему и доселе было известно, что все протестанты, отрицают верховную власть папы, коей он ранее владел над князьями, королями и даже самим римским кесарем, что они не признают церковную иерархию и монашество, упраздняют монастыри. Рассказ владыки увлёк Расстригу. Он задаёт вопросы Лукарису. Тот со вниманием отвечает. Удивление молодого человека вызывают анабаптисты. Те призывали к принятию крещения в сознательном возрасте, а потому порой «перекрещивались», т. е. крестились второй раз. Они открыто осуждали войну и ношение оружия, понимали Церковь как братство, живущее согласно принципу ученичества и следования за Христом. Итогом такого понимания явился отказ от государственной Церкви.

Владыка Кирилл тщательно и подробно излагает суть вероучений Лютера, Цвингли, Кальвина и вождей анабаптистов, подчёркивая, в чём разнятся их вероучительные догматы. А следом владыка переходит к самому важному – к отношению протестантских течений к Евхаристии[51]. По поводу учения о Евхаристии между Цвингли и Лютером произошёл ожесточённый спор. Главным образом спорили о том, как нужно понимать выражение «есть» в словах Спасителя: «Сие есть тело Мое, иже за вы, ломимое», «сие есть кровь Моя, иже за вы и многия изливаемая, во оставление грехов». Лютер