Шрифт:
Закладка:
– С чего ты взяла, что он как-то по-особенному ко мне относится?
– Ты что, считаешь, что он со всеми такие разговоры ведёт? Можешь быть уверен – у Лахти он не поинтересовался, что тот по поводу этого дела думает.
А ещё я уверен, что у тебя он как раз поинтересовался. В общем-то, и так было ясно, на чьей стороне князь, и что бедняге Матиасу придётся изрядно повертеться, чтобы выскочить из этого дела без потерь.
– А то, что он у тебя спросил, что ты лично от этого суда хочешь… я тебе могу сказать, Кен, что такой вопрос он мало кому задаёт. Он тебе прямым текстом сказал, что собирается твои интересы учитывать – и ты ещё сомневаешься, что он тебе благоволит?
– С такой точки зрения я на это не смотрел, – признался я.
Глава 17
Машину я, как обычно, оставил на стоянке для пациентов. Пропустить меня, конечно, пропустили бы, но мне несложно из уважения к матери немного пройтись пешком. Да и не хочется раздражать пациентов, многие из которых принадлежат к весьма влиятельным семьям. Люди всегда очень болезненно относятся к чужим привилегиям, и то, что позволено моей матери, от меня будет воспринято совсем иначе. Зато скромность всегда в почёте.
С каждым моим посещением – довольно редким, впрочем, – мамина лечебница выглядит всё роскошнее. Я даже боюсь представить, сколько денег на неё уже ушло – по-моему, мама тратит на неё всё, что зарабатывает, а зарабатывает она очень и очень немало. В последнее время меня начала тревожить её одержимость лечебницей, но ума не приложу, что можно с этим сделать. Попробовать её как-нибудь отвлечь, что ли? В визион сводить или ещё как-нибудь. У Эрика, похоже, не особо получается с мамой справляться, хотя много ли он может? Эрик вряд ли для неё большой авторитет, она ведь и с князьями как с равными разговаривает. Надо бы поговорить на эту тему с Ленкой, а то мы за своими заботами стали видеться с мамой только за завтраком, и в результате у нас с ней уже наметилась лёгкая отстранённость.
– Господин Кеннер? – рядом со мной возникла девушка-администратор. – Прикажете сообщить о вас сиятельной?
– Здравствуйте, – кивнул ей я. – Не стоит её отвлекать. Хомские сейчас здесь?
– Господин Беримир здесь, – ответила она. – Госпожа Понара ещё не приезжала.
– Проводите меня к палате Хомского, – распорядился я.
Хомского, как оказалось, разместили в западном крыле, где располагались самые скромные апартаменты. Так сказать, палаты для бедняков – по критериям маминой клиники, конечно. Я иронически хмыкнул про себя при этой мысли – если мама попыталась таким образом выразить своё отношение к Хомским, то они вряд ли это поняли – в здешних апартаментах для бедных и князю не стыдно было бы разместиться.
Я махнул рукой, отпуская свою провожатую, и тихонько постучал в дверь. Почти сразу дверь открылась и выглянул Беримир.
– Тсс, – он приложил палец к губам и прошептал: – Сейчас выйду.
Через минуту он вышел в коридор и аккуратно прикрыл за собой дверь, стараясь не шуметь.
– Отец только что заснул, – пояснил Беримир. – Ты по делу, или просто так зашёл?
– Просто заглянул узнать, что тут у вас происходит. Может, прогуляемся по садику?
– Пойдём, – согласился Беримир, – мне давно пора размяться, а то уже устал сидеть.
Мы не торопясь вышли на улицу и двинулись по дорожке мимо кустов и статуй, мокрых после недавнего дождя. Фонтаны уже отключили, но в чашах стояла дождевая вода, в которой плавали жёлтые и красные листья.
– Как там Путята? – спросил я.
– Сильно лучше, – ответил Беримир. – Уже понятно, что выздоравливает, но очень уж это долго тянется.
– Это как раз хорошо, это значит, что мама его лечит как надо. Если бы она хотела просто от него отделаться, она бы убрала эту опухоль, и всё. А через некоторое время появилась бы новая опухоль.
– Да? – он посмотрел на меня с интересом. – А что она тогда делает, если не трогает опухоль?
– Восстанавливает защитные свойства организма. Если убрать причину болезни, то организм сам легко справится с опухолью. Сейчас опухоль, наконец, стала уменьшаться, то есть иммунитет уже начинает работать как надо.
– Милослава нам ничего этого не рассказывала, – с досадой заметил Беримир.
– Она никогда ничего не рассказывает больным и родственникам. Она как-то сказала, что любую фразу о болезни они воспринимают как обещание вот прямо сейчас вылечить, а она ничего обещать не готова. Насколько я понял, у неё когда-то давно был с этим какой-то неприятный случай, и с тех пор она взяла себе принцип никаких обнадёживающих заявлений не делать.
– Понятно, – задумчиво сказал Беримир. – Но отцу и впрямь сильно лучше, он уже поговаривает, что можно долечиться и дома.
– Отговори его, – встревожился я. – Не вздумай даже соглашаться. Он ещё не вылечился, всего лишь наметился перелом, но всё легко может вернуться назад. Мама, конечно, отпустит его с удовольствием, заявив, что раз больной не хочет лечиться, то это его дело, но для Путяты это кончится, скорее всего, очень плохо.
– Спасибо, что предупредил, – судя по голосу, он воспринял мои слова всерьёз. – Думаю, я смогу настоять, чтобы отец пробыл здесь, столько, сколько Милослава сочтёт необходимым.
– Правильная позиция, – согласно кивнул я. – Именно так и нужно.
– Скажи мне, Кеннер, – пристально посмотрел на меня Беримир, – как наша семья может с тобой расплатиться?
– Не знаю, – пожал я плечами. – Я сделал это, потому что полагал это правильным, а не потому, что рассчитывал на какую-то плату. Возможно, когда-нибудь я и попрошу тебя о какой-то услуге, но можешь на этот счёт не тревожиться – я не стану просить ничего, что ты не захотел бы мне дать.
– Как скажешь, Кеннер, – кивнул Беримир. – Мы будем помнить, что наша семья у тебя в долгу.
– Но кстати говоря, у меня есть один вопрос, и возможно, ты сумеешь мне помочь. Насколько я знаю, ваше семейство занимается алхимией?
– Можно и так сказать. Что тебя интересует?
– Меня интересует всё, что ты мог бы мне рассказать о высокой алхимии у нас в княжестве.
– Вот ты спросил! – засмеялся Беримир. – Между нашей косметикой и высокой алхимией пропасть. Разве что и то, и то алхимией называется. Ты что, собрался в высокую алхимию влезть? Зря. Сам не заметишь, как тебе голову открутят.
– Не то, чтобы собрался влезть, – туманно сказал я, – но приходится. Знаю, что дело опасное, оттого и пытаюсь