— Стрелки барометров на мостике лежат, как те поросята в свинарнике. Да и приглядитесь к воде. Она блестит как масло. Полный штиль. А ещё, смотрите — ваш черномазый тоже чует. Эх, а ведь оставалось всего три дня пути! Идите в каюту и не высовывайтесь, и вашу шиноби заберите.

Макеши стоял у борта «Ветреницы», пристально глядя на горизонт. Вся его фигура выражала напряжение. Даже Ени не осмеливалась дотронуться до его плеча. Наконец, он ожил и тряхнул головой, эхом повторив за Энрике:

— Будет буря.

— Я могу помочь, — встрепенулась ниххонка. — Я сильная и ловкая, я умею…

— В каюту и ни шагу на палубу. Буря — дама ревнивая, конкуренции не терпит. Прошу, мне нужно будет полное сосредоточение, я не хочу отвлекаться и вылавливать твоё мокрое тело из бушующих волн.

Ворча и выразительно переглядываясь, мы с Ени отправлись в свои каюты. Я все ещё не верила — ну какая буря? Хотя ветер ощутимо крепчал, и по гладкой «масляной» воде и бежала уже нервная рябь, но корабль совсем не колыхало. Я достала дневник Армана и принялась читать его в очередной раз. Знала его уже почти наизусть, восхищалась безмерно. Он так живо описывал обычаи островов, какие-то небольшие, но веселые происшествия, а его рисунки были точными и талантливыми. С этой стороны я своего супруга ещё не знала, лишь открывала понемногу.

Увлеклась, как и всегда, только когда потемнело настолько, что стало плохо видно буквы, а по полу звонко прикатилась металлическая кружка, я очнулась. Вот оно, началось. Масляный светильник под потолочной банкой нещадно мотало, я не рискнула его зажигать. В задраенный наглухо иллюминатор плеснуло пеной. Очень хотелось выглянуть наружу и посмотреть, что происходит на палубе, но я не рискнула, памятуя слова Макеши про ревность. Ему я доверяла безоговорочно, это вбито с детства. Я выполняла все его приказы мгновенно, зная, что это может спасти мне жизнь.

Качка ощущалась все острее. Ени кричала что-то мне из-за перегородки, но я не разбирала слов. Меня начало швырять от стены к стене, благо, лететь было недалеко. Снаружи выло, стонало и рычало. Корабль натужно скрипел. Сделалось страшно. Я легла на койку, привязывая себя специальными ремнями. Так тоже мотало, но хотя бы я не рисковала сломать себе руку, ногу или нос. Бедный, бедный мой сынок! Он остался без отца и рисковал теперь остаться без матери! Зачем я во все это ввязалась? Кто вырастит Эдди, если я сейчас погибну? Как жаль, что у него не будет Авелин и Акихиро! Хотя… у Эдди есть бабушка, дама решительная и суровая, а ещё самая нежная и снисходительная в мире тетушка Лиса и, если интуиция меня не обманула — дядюшка Жерар.

Внезапно корабль натужно загудел и застыл. Неужели все закончилось? Или мы погибли уже, просто я не поняла? Буря завывала с прежней силой, но нас совсем не раскачивало, совершено. Я отстегнулась и опустила ноги на пол, такой… незыблемый. Что происходит?

И, перекрывая шум бури, вдруг я услышала могучий мужской голос. Не утерпела, выглянула за дверь и замерла ошеломлённо от отрывшегося зрелища.

«Ветреница» плыла величественно, ровно и, как показалось вначале, спокойно. А вокруг бушевала стихия, бесновались волны, кружились вихри. Паруса же были натянуты так, что снасти едва не звенели, хотя ветра никакого на палубе не ощущалось. Я подошла к борту и зажмурилась, не веря глазам. Так быстро плыть было невозможно! Ни один корабль не выдержит такой скорости, развалится по досочкам!

На носу стояла могучая мужская фигура, обнаженная и вся светящаяся. Настоящий морской бог… или ангел, если они бывают чернокожими. Макеши раскинул руки, речитативом читая какое-то заклинание, ни на минуту не замолкая. По напряженной, бугрящейся мускулами спине струился не то пот, не то дождь. Да, палуба тоже была мокрой, и матросы, с ужасом и восторгом глядя на эту невероятную магию, были насквозь мокрые, но на меня с неба не упало ни капли.

Ени, тоже стоящая на палубе, не спускала глаз с Макеши, глядя на него с обожанием. Глаза у неё сияли, лицо разрумянилось, губы приоткрылись. Красивая.

А потом вдруг буря кончилась одним махом, словно мы вырвались из ее жадных объятий, и паруса тотчас обвисли. Корабль плавно замедлился. Фигура на носу пошатнулась.

Знак капитана — и два рослых матроса бросились к шаману, подхватывая его у самой палубы.

— Несите в каюту, — скомандовал Энрике. — Да не туда, в мою несите, там самая лучшая постель. И передайте коку, пусть режет курицу и варит крепкий бульон! Ай да колдун!

— Капитан, прямо курсу… Ильенские острова, — неверяще выдохнул один из матросов.

— Я уже ничему не удивляюсь, — махнул рукой Энрике. — Ставьте судно на якорь и за работу! Воду из трюмов убрать, палубу живо очистить, такелаж осмотреть! Живее, чего рты раскрыли?

Внимательно проследив за потралом носовым брашпилем якорной цепи и постановкой судна с подветренной стороны, капитан громко выдохнул. Они сделали невозможное.

33. Первые следы

Макеши вышел на палубу утром совершенно невозмутимый, одетый, как и все матросы: в одном лишь жилете и коротких полотняных штанах до колен. Босой. На голове – завязанный на морской манер платок. Здесь, в этих краях, совершенно невозможно было носить форменные мундиры или приличные статусу аристократки платья. Невыносимо жарко. И я тоже, наплевав на все правила, переоделась в мужской костюм: такие же короткие штанишки и тонкую батистовую рубашку. Правда, пришлось оставить и лиф, я все же опасалась мужских приставаний. На поясе у меня – ниххонский веер. Не украшение – оружие, хоть об этом мало кто догадывается. А шляпу выменяю у туземцев, они плетут из пальмовых листьев и соломы настоящие произведения искусства, украшая свои головные уборы жемчугом и цветными птичьими перьями. Правда, сами они носят эти шляпы только на праздники, но вещь все равно очень удобная.

Ени хмурится, с напряжением глядя на берег. Она боится, что ее попросту не пропустят. Шиноби обычно не рады ни в каких землях, и везде им приходится скрываться, а племя О-охо, которое, можно сказать, защищает подступы к архипелагу островов, прекрасно умеет “читать” гостей. Пускают сюда далеко не каждого. И тут уже не выйдет проделать ту же шутку, что с проникновением на корабль – не пропустят ниххонку невидимые стражи.

– Ты ведь скажешь, что я – с тобой? –напоминает она Макеши.

Он качает головой, загадочно улыбаясь краешками губ.