– Да, все это было странно, – продолжал между тем Толик, приглядываясь ко мне. – Хотя мне скрывать нечего. Но все же захотелось уехать подальше. Интуиция, наверное. Больше я его не видел. А в чем, собственно?..

Я пробормотала что-то невнятное и замерла, уставившись в одну точку.

«Значит, он врал мне с самого начала. Прекрасно. Как там говорят? Розовые очки бьются стеклами вовнутрь…»

– Я, пожалуй, все-таки сделаю вам чай.

Подгорный пересек небольшой кабинет и распахнул дверь в соседнее помещение. Дверь была узкая, и я подумала, что там, скорее всего, что-то типа подсобки. Пока он возился с электрическим чайником, я развернулась и устремилась к выходу.

Уже в машине, выехав на проспект, снова задумалась: где же мне его искать? Телефон Макс отключил, а больше никакими данными я не располагала. Вдруг меня осенило: я же могу написать его матери! Ведь запомнила ее имя в социальной сети. Должно быть, даже узнаю фото на заставке. Она там с кошкой, на фоне светлых то ли штор, то ли обоев. Надо только поискать.

Хорошо, что в соцсетях я ориентировалась довольно живо. И через две минуты уже набирала сообщение Елене дрожащими от волнения пальцами. Буквы прыгали, слова не находились, я стирала и набирала заново, но в общем выходило очень путано. В конце я попросила набрать мой номер, как только женщина прочитает это сообщение.

Уже оказавшись дома, я долго грызла костяшки пальцев, смотрела в окно и бездумно пинала кресло. А вдруг она вообще туда не скоро зайдет? Хотя видно, что на сайте была не так давно. А если прочитает и не перезвонит? Решит, что я мошенница или из секты распространителей БАДов? И заблокирует. Надо было написать что-то конкретное…

Когда телефон через какое-то время зазвонил, я кинулась к нему, по пути зацепив стул, и чуть не растянулась возле дивана.

– Это вы мне писали? – Голос женщины звучал настороженно, и я поспешила вкратце объяснить, кто я такая и почему ее потревожила. Вышло скомкано.

Вздохнув, она немного подумала, точно на что-то решалась, а потом ответила:

– Максим уехал из страны, сама не знаю, куда и как надолго. Прислал лишь сообщение. Он часто так уезжает, а я за столько лет так и не привыкла.

– Извините, мне просто нужно с ним поговорить, – мой голос дрогнул, и я глубоко вдохнула, чтобы не заплакать.

– Когда вы назвали свой город, я… Я очень удивилась. Когда-то я там жила, работала учителем, по распределению после института. Не знаю, зачем это говорю. Отец Максима… он тоже оттуда. Максим его никогда не видел, я растила ребенка одна. Сначала он думал, что его отец умер, а потом как-то узнал обо всем, и я призналась. Он обещал, что не станет его искать. И вот вы звоните… Что же он делал в городе?

– Я не знаю. Думала, у него тут дела, а теперь уже не знаю. А почему вы были против его общения с отцом?

Мне показалось, что ей хочется поговорить. Хотя, может, я просто боялась положить трубку и снова слушать мучительную тишину своей квартиры. Как ни странно, Елена ответила:

– Когда я забеременела, он был совсем молодой. Обуза в виде ребенка не входила в его планы. А я была гордая, уехала. Знаю, он теперь богатый человек. У него семья, дети. Зачем ему внебрачный сын? Я не хотела, чтобы мой ребенок страдал, чувствуя, что его не хотели. Лучше бы он думал, будто отец умер. Максим рос очень чувствительным мальчиком, нуждался в отцовской ласке. Его больно ранили насмешки во дворе, но виду он не показывал. А я вот не могла сдержаться и иногда плакала. Тогда он подбегал, обнимал меня своими маленькими ручонками и так смешно приговаривал: «Любимая моя, не плачь».

Мы немного помолчали, потом я попыталась сказать что-то утешительное, но мать Максима меня перебила:

– Мне кажется, с ним что-то не так. Я же мать, чувствую… Я бы с удовольствием помогла найти его, но у меня нет номера. Разве что… передам, что вы звонили, когда он в следующий раз свяжется со мной.

– А какая фамилия у Максима? – вдруг спросила я.

– Моя фамилия. Караев. Максим Владимирович Караев. Отчество отца, а фамилию я…

– Отец Максима – Владимир Никифоров? – в эту секунду в моей голове сложился весь пазл. Наступило какое-то резкое прозрение, а кровь прилила к лицу, словно меня с размаху ударили по обеим щекам.

– Никифоров, да… Вы его знаете? Откуда? Макс виделся с ним? Не молчите! – Женщина продолжала что-то взволнованно говорить в трубку, но я уже ничего не слышала. Отбросив телефон в сторону, словно он мог меня укусить, я кинулась к окну. Открыла его, сделала несколько глубоких вдохов. Казалось, я вот-вот задохнусь от переполнявших меня мыслей и чувств.

«Вот зачем он приехал в наш город. Он все знал от начала и до конца. Следил за окружением своего отца, поэтому так легко ориентировался в череде событий. Наверное, хотел отомстить: за мать, за детство, что прошло без отца, за время, которое не вернуть назад. А я просто подвернулась под руку и была удобным пунктом для обозрения окрестностей».

Ладно, какая разница… Размышления мои новизной не блистали: я пыталась убедить себя, что все к лучшему в этом лучшем из миров. Хорошая бы из нас вышла парочка: запутавшаяся в себе богатая выскочка и раненный в душу человек, вынужденный убивать за деньги. Я хорохорилась, хотя отчетливо понимала: меня настигла она – любовь, несовместимая с жизнью.

Ты просто не представляешь, как можно встроить ее в свой быт, в свою повседневность. Ее не примет ни твоя семья, ни твое окружение. И сам никогда не примешь то темное нутро, заставившее тебя полюбить человека, способного отнять чужую жизнь. Поэтому проще попытаться забыть, сделать вид, что ничего не было. Как будто рваная черная дыра в душе – это просто сквозное ранение стрелой Купидона. Но, вопреки всем доводам разума, ты рвешься к нему, словно ослепленная амоком. И кажется, что мир за стеклопакетами уже не важен. Главное, чтобы он был рядом.

Глава 20. Любимые вне закона

Ден открыл дверь своим ключом и очень удивился, обнаружив меня на диване, укрытую с головой пледом.

– Хреновые дела? Этот твой Макс уехал? Я звонил много раз…Что там у тебя вчера стряслось?

– Вчера я была готова на все. Но