В этот раз на олимпиаду меня ради разнообразия отвезли не на автобусе. У Аделаиды Николаевны оказалась личная машина — неприлично маленькая «Волна» канареечно-желтого цвета, которая ей не подходила от слова совсем. Такие крошки хороши для юных раздолбаистых мелких девочек, а не для длинных высокомерных особ. Складываться, чтобы сесть, пришлось и мне, и немке. Но меня это не расстроила. Меня вообще мало что могло сегодня расстроить. Я все думал: мог ли я сделать что-то еще, чтобы не допустить смерти учителя. Разум говорил, что нет, но сердце продолжало упорно что-то выискивать и обвинять меня в недостаточном усердии. Вчера мне пришлось напиться зелья успокоения, чтобы уснуть. Лучше бы напиться чего-то другого, но в возрасте моего тела да еще с нестабильным источником после пьянки была высокая вероятность поставить на себе крест, как на маге. Готового зелья не было, пришлось его делать. Целительством я особо не увлекался, знал пару простейших заклинаний и зелий, но пользоваться ими не приходилось. Но как только возникла необходимость, нужное сразу всплыло в голове. Все-таки Айлинг муштровал нас так, что разбуди ночью — отвечу без раздумий на любой вопрос или создам любое заклинание, возникни в нем необходимость. Зелье отчаянье не снимало, но отодвигало его куда-то далеко, так что я даже смог уснуть. Но утром все вернулось — и осознание потери, и осознание беспомощности.

Хорошо хоть с Аней было все относительно хорошо. Разве что за ночь она настолько сильно пропотела, что Хрипящему пришлось ее переодевать, о чем он мне рассказал, сильно смущаясь. Я налил полфлакона восстанавливающего зелья в чашку, разбавил кипяченой водой и поручил подчиненному поить нашу целительницу через каждые полчаса, понемногу, приподнимая голову, чтобы не захлебнулась. В его усердии я не сомневался: сделает все в лучшем виде.

— Что-то случилось? — спросила немка, не отрывая взгляда от дороги. Ее руки судорожно сжимали руль. Нечасто, видно, приходится ей водить машину.

— Нет, — коротко ответил я.

Не объяснять же, что вчера я потерял самого близкого человека, с которым последнее время мог разговаривать только мысленно. Для нее, наверное, это будет что-то из разряда про «воображаемых друзей».

— А мне кажется, случилось. У тебя взгляд стал жестким и от тебя исходит волна горя.

Я посмотрел на нее по-новому. Нет, магом она не стала, но оказалась эмпатом. Они были редки, это да, но будь я чуть наблюдательней, заметил бы ее особенность раньше. Однако меня интересовали только маги.

— Сложно вам, наверное, в школе, — невольно вырвалось у меня.

— Почему? — удивилась она и даже искоса на меня взглянула, но тут же перевела взгляд на дорогу.

Действительно, ей же не просто нужно доехать до места, но и довезти нас целыми.

— Столько эмоций вокруг.

— По большей части они положительные. Детские эмоции вообще очень яркие, — поделилась она. — И еще очень интересно наблюдать за изменениями. До того, как тебя похитили, ты еле тлел на эмоциональном фоне, а после разгораешься все ярче с каждым днем. Бывает и наоборот: ярко сияющие дети начинают тускнеть и гаснут. Но это бывает редко, чаще разгораются. Так что нет, в школе мне не сложно. Так что у тебя случилось?

— Умер очень близкий мне человек, — пояснил я. — Не родственник.

— Соболезную, — сказала она. — По себе знаю, что не родные по крови люди могут стать ближе родных. Может, не поедем на олимпиаду?

Предложение доказывало, что она действительно видит, как мне плохо, только воспользоваться я им не имел права, хотя и захотелось.

— Поедем, — вздохнул я. — Он хотел видеть меня успешным, значит, я должен собраться и сделать все максимально хорошо.

Конечно, олимпиада по столь непринципиальному предмету, как немецкий язык, не так уж была важна, но если уж взялся — нужно делать.

— А кто он?

Я не ответил. Это было слишком личным, слишком моим. Немка поняла и на ответе не настаивала. Остаток пути мы проехали молча.

В этот раз олимпиада проходила в куда более помпезной школе. Наверное, потому что городской не случилось, сразу шла областная — из более мелких районов даже не набралось участников. Всего было человек десять со мной. Точнее, девять девчонок и один я. Причем ни одной знакомой физиономии я не увидел — не было тех, кто соревновался со мной на районной олимпиаде. Я оглянулся на Аделаиду Николаевну, но судя по тому как она мило беседовала с коллегами, приехали мы туда, куда надо.

В отличие от учителей, их подопечные доброжелательными не выглядели. Пятерка девочек, явно из обеспеченных семей, болтали между собой, время от времени заливисто хохоча. Все они были магами, и довольно сильными. Те же, что были без магии, жались по углам и выглядели на редкость зашуганными. Причину этого я узнал почти сразу.

— Ты на олимпиаду?

Я развернулся от окна, через которое изучал школьный двор со львами при входе и унылом фонтанчиком со скульптурой в виде девочки с разбитым глобусом, из которого хилым ручейком текла вода. Девица передо мной тоже не порадовала. Симпатичное, но высокомерное лицо смутно кого-то напомнило, но не было желания ни вспоминать, ни продолжать ее разглядывать.