Яблочный с шоколадной помадкой. 

Была готова начать готовить его сразу же, даже не завтракая, но Анна Захаровна мне приструнила. 

— За стол сядь и поешь для начала! И потом, у меня для этого торта нет какао. Надо Толе позвонить, сказать, чтобы купил, — рассуждала тётушка, выставляя на столе ингредиенты будущего торта. 

— Как позвонить? Сюрприз же... — уже расстроилась, что и тут я с сюрпризом провалюсь. 

— Тьфу ты! Забыла, память как сито, — Анна Захаровна тоже огорчилась. 

— Я поем и схожу в магазин, мне же надо гулять, это полезно, — начала её убеждать, словно она мой муж и меня тоже из дома не выпускает. 

— Отлично! Ну как вернёшься я тебе всё и покажу, а ты завтракай пока, побегу, у меня там «Дачный ремонт». 

Тётушка ушла в зал к телевизору, а я осталась завтракать, радуясь предстоящей вылазке за какао! 

Дожила блин! 

Уже в продуктовый магазин сходить, как праздник...

Да я и собралась как на праздник, куда ещё мне было идти в новых нарядах? Некуда. Капроновые колготки, шерстяное платье в обтяжку с высоким горлом и сверху накинула лёгкую курточку из мягкой кожи. В таком бы по городу гулять, а не в нашем посёлке перед коровами красоваться. 

— Сапоги бы резиновые надела, пылюка такая кругом, перепачкаешь ботиночки, — запричитала Анна Захаровна, наблюдая, как я обуваюсь в новые замшевые туфли. 

— В резиновых я все ноги собью, а эти как раз для осени, — сопротивлялась я, к моему новому наряду сапоги резиновые были совершенно ни к селу, ни к городу. 

— Догадалась же тоже замшу брать, у нас замшу только после снега носить можно, запылятся, не отчистишь, — настаивала тётушка и я сдалась. 

Новую обувь было жалко, но до снега ждать тоже бессмысленно, они ведь не зимние. 

— И когда их носить? В снег холодные, — расстроившись, убрала туфли в коробку. 

— В городе, как с Толей поедите, так и надевай, — Анна Захаровна нашла чем порадовать, когда мы туда ещё поедем не известно. 

— Кроме какао ещё что-то нужно? — буркнула, глядя на себя в зеркало. 

Дура дурой, вся такая красивая, а на ногах говнодавы резиновые.

— Нет, милая. Всё есть. 

Тётушка проводила меня до самой калитки, даже возле моей машины постояла, глядя вслед, пока я не свернула за угол. 

Из-за неудобных и некрасивых сапог настроение было поганей некуда, а ещё хотелось к маме в гости, я так по ней скучала. Поэтому много мне не надо было, чтобы взорваться, а поджечь фитиль было кому. 

Только дошла до ближайшего магазина со смешным названием «Курочка», а там две бабки старые языками чесали вместе с продавщицей. Прям не магазин, а местный клуб для встреч с теми, кому за шестьдесят. 

— Здравствуйте, мне какао-порошок, пожалуйста. Две пачки сразу дайте, — полезла в сумку за кошельком. 

— Вам какой? Есть за тридцать не очень, есть хороший по семьдесят девять, — уточнила продавщица, а я даже не задумалась. 

— Мне хороший, — после моего ответа продавщица полезла доставать какао с дальней полки, видимо, редко покупали, а за моей спиной бабки уже не стесняясь шуршали обо мне. 

Задрав гордо нос, повернулась к ним и посмотрела каждой в мутные глаза, в ожидании, что мне что-то скажут. Но нет, бабки поджали свои сморщенные губы и отвернулись к хозяйственной полке, словно им резко мыло понадобилось. 

Чувствовала я себя отвратительно, потому что это был не мой район посёлка, и я здесь никого не знала, а меня знали все! 

— Всё? — грубо спросила вернувшаяся с двумя пачками какао продавщица, я лишь робко кивнула, желая поскорей убраться из этой «Курочки», — С вас сто пятьдесят восемь рублей и без сдачи посмотрите, — потребовала она. 

— У меня нет, только пятьсот, — выложила ей на тарелку купюру, снова слыша за спиной мерзкое старушечье шушуканье. 

— Восемь рублей ищите, иначе сдачи не дам, — заявила тётка, злющая, словно я ей что-то должна. 

— У меня нет мелочи, давайте на сдачу что-нибудь, шоколадку, например, — предложила ей так разойтись, и продавщица снова полезла в закрома.  

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Вот же жульё, мелочи денег даже нет, — в полный голос высказалась одна из старух. 

— Что вы мелете? Какое ещё жульё?! — громко возмутившись, обернулась к ним. 

— Да всем известно, что муженёк твой жулик и вор! Весь посёлок себе заграбастал, честным людям и хозяйством заняться нельзя! — налетела на меня с обвинениями одна из старух, под поддакивание своей дряхлой подружки. 

Внутри всё кипело от злости и негодования, потому что я отлично знала, как пашет мой муж и всё, что у него есть заработано честным и порой круглосуточным трудом! Сдержалась только чудом, понимая, что криками этих старых дур не пронять, а ответить хотела так, чтобы умылись. И достойный ответ сам напросился, стоило только случайно взглядом зацепиться за их авоськи. У каждой по десятку яиц. Вот же ленивые сплетницы! 

— Ну не мой же муж не даёт вам кур завести. Яйца-то покупные, — усмехнулась и повернулась к прилавку, — Чьи яйца-то у вас? С чьей птицефабрики? — спросила у продавщицы нарочито громко, чтобы и старухи слышали. 

— Исаева, чьей же ещё? — удивилась продавщица. 

— Вот именно, — забрала свои покупки и сдачу и вышла из магазина не молча, — Вашими языками улицы хорошо мести, длинные как помело! — ответила старухам, под громкий смех продавщицы. 

Шла домой с покупками, и поедая шоколадку, страдала от несправедливости. Было невероятно обидно за мужа. Ведь была уверена, что он ни рубля ни украл, а каждую копейку заработал своим умом и трудом. Просто это всё человеческая жадность и зависть с ленью! Поэтому они так говорят о моём муже! Как он там рассказывал... Мясо думал выгодно продать, чтобы участок земли выкупить. Вот! Мясо же продал и землю купил, а не украл! Да и что он дурак воровать?! 

Даже под ноги смотреть забывала порой и запиналась, пыхтя от злости на тех сплетниц старух, совершенно