Они подошли к дровянику с приоткрытой дверью, пристроенному к дому. В отдалении за поленницами, за забором чернели фигуры милиционеров, переговаривавшихся друг с другом. Хлопали калитки в соседних домах, тут и там осветились окна светом керосиновых ламп. Во дворе «дома сыщиков» уже кучкой толпились жильцы.

— Иди к воротам, — приказал Яров Силантию, — и скажи: «Артемьев, мол, ты окружен со всех сторон и пора сдаваться». Давай, иди. Уж гостеприимного хозяина он должен пожалеть, наверное.

— Господи, — шепотом ответил Силантий, умоляюще глядя на Ярова. — Да ведь он меня пристрелит в два счета.

Молчание Ярова испугало его, пошатываясь, двинулся к воротам. Дойдя до них, стукнул осторожно, припадая сам телом к косяку.

— Эй, Артемьев. Велят сдаваться…

В дровянике было тихо. Тогда Силантий уже храбро заглянул в сарай. Вдруг отбежал, осеняя себя крестиками:

— Качается. Висит он.

Тотчас же агенты вошли в сарай. Прыгающие лучики фонарей опоясали темноту, пропахшую лошадиным потом, сеном, гнилыми дровами. Посреди сарая, на вожжах покачивался человек — в белой нательной рубахе, в галифе, босой. Подойдя к нему, Яров вытащил из карманов галифе два браунинга, осмотрел их и сказал удивленно:

— Полно патронов, а стрелять не стал. Знать смерть от петли слаще показалась, чем от пули. Ну, да это дело его…

Веревку перерезали, труп положили на мешковину. Осветили несколькими фонарями лицо — узкое и злое даже сейчас, с отвисшей нижней челюстью, округленными от боли глазами. На груди шестиугольный крест, а на руке цифра 6.

— Он, — тихо произнес Петр Михайлович, — он самый, Коля. Сволочь, каких хороших ребят погубил: Васю Шахова, Глебова. И что бы пораньше удавился…

— Так я же говорил вам, что это Артемьев, — как-то обиженно сказал за спиной Силантий. — Выложил, как на духу.

— На духу тебе еще придется выложить кой что, — глянул на него Яров. — Петр Михайлович, бери одного милиционера и отправляйте его прямым ходом в Чека. Пускай Агафонов с ним разбирается.

Он вышел из дровяника и остановился около гомонящих жителей.

— Расходитесь, товарищи, по домам. Ночь еще вся впереди.

— А верно, будто самого главного бандита Колю убили? — спросил из толпы пожилой мужчина в железнодорожной фуражке, в галошах на босу ногу.

— Он сам себя повесил, — сухо ответил Яров. — И вглядевшись в толпу, прибавил: — Добрый вечер, Семен Карпович…

Теперь и Костя и другие агенты увидели протиснувшегося вперед, в пиджаке, накинутом на нижнюю рубаху, без фуражки, Семена Карповича. Стоял и смотрел — и было по насупленному лицу понятно, что обескуражен он всем происходящим здесь.

— Уж извините, — продолжал Яров, — не успели сообщить вам. Тем более, что вы сегодня и так целый день в цейхгаузе больничном мытарились.

— Ничего, — с усмешкой ответил Семен Карпович, — вам виднее, Иван Дмитриевич, сообщать или не сообщать. Я не нужен сейчас?.. Я и Савельев? Он тоже там вон… — Поглядел тут Шаманов на толпу.

— Нет, — как-то звонко отозвался Яров, — пока не нужны. Все здесь с концом. Трупы Грахов увезет сейчас же. Так что отдыхайте, а утром всем быть на месте…

Он пошел к выходу, торопливо подымая воротник плаща.

33

Дождь, начавшийся ночью, не ослаб, а с утра следующего дня перешел в сплошной ливень. Тучи серыми сугробами навалились на крыши города, двигались лениво и угрюмо, распарывая клокастые соски о кресты и шпили церквей и соборов, выстроившихся длинными рядами вдоль берега реки. В дымящихся потоках воды бежали одинокие прохожие, пролетки швыряли из-под колес на тротуар фонтаны брызг — и все кругом урчало, барабанило, звенело, шипело.

Яров, наметивший массовую облаву на притоны и гостиницы с ночлежками, вроде рад был такой погоде. По его мнению получалось, что в дождь бандиты забывают про осторожность.

Семен Карпович и Костя прошли Мытный двор — пустынный с утра, с редкими торговцами, которые в своих накидках с кулями на голове напоминали монахов. Едва миновали ворота, как поплыл в воздухе мерный звон колоколов из-за реки, то уносимый ветром и водой, то нарастающий быстро. Семен Карпович остановился, снял фуражку и перекрестил лоб. Потоптался в глубоком раздумье, словно заинтересовал его белопенный поток, извергающийся с глухим рокотом из рыльца водосточной трубы.

— Это со Спасского собора бьют.

Вытер рукавом ежик волос, натянул фуражку и пошел дальше.

— Вот что, — уже решительно проговорил он, — пойдем-ка мы с тобой, Константин, к Ивану Евграфовичу и попьем чайку с цикорием. Погреем свои кишки. Куда же плыть в такую мокрядь… Смотри, что вокруг творится.

Он махнул рукой и не спрашивая, согласен ли Костя, пошлепал через дорогу к бывшему трактиру «Орел».

Как всегда, здесь было полно. Многие просто пережидали, когда кончится дождь, и неотрывно с постными лицами смотрели в окна. Пахло заваренным цикорием, сыростью, табачной гарью. Из каких-то невидимых щелей тянуло холодом с улицы. И, как всегда, звенели стаканы, склонялись головы, грохали кулаки по столам, плакал ребенок, нагоняя тоску.

Иван Евграфович согнал из-за столика двух крестьянок, глядевших на мир бесцветными и безразличными глазами. Не сказав ни слова, подхватив корзины из-под ног, женщины поплелись в другой угол, волоча по ногам длинные подолы коричневых и мокрых юбок.

— Придут, рассядутся, — выговаривал им вслед гневно Иван Евграфович, — как на вокзале.

Склонился почтительно.

— Винца, конечно, в такую погоду, Семен Карпович? Есть бутылочка. Можно сказать, для губернатора или для царя берег. Но поскольку царя, говорят, отпели — все ваше, мои дорогие гости.

Семен Карпович помотал головой, ответил:

— Работа…

— То-то, я слышу, вдруг конная милиция… Один проехал да другой. Ваш почтенный «Фудзияма» побежал куда-то чуть не бегом. Значит, что-то стряслось? Уж не на облаву ли собралось ваше славное заведение?

Глаза его уставились вопросительно на Семена Карповича. Но, не получив ответа, резко шаркнул ногами, поспешил за стойку к женщине, протирающей полотенцем вымытые в котле стаканы и кружки. Шепнул ей что-то, и та, отложив полотенце, исчезла в дверях кухни. Может быть, побежала предупредить кого-то.

— Все о нас знает, — буркнул Семен Карпович, — всегда его донимает, чем мы заняты. Уж не наушничает ли кому из уголовников? Давно пытаюсь я узнать об этом, да уж больно и ловок, и хитер.

Он выругался себе под нос, снял фуражку и бросил ее на широченный подоконник, засыпанный подсолнуховой шелухой, дохлыми мухами.

— Не пойдем мы по притонам, Константин. Нечего там потому что делать.

— А как же тогда? — растерянно спросил Костя. — Так и будем сидеть здесь. Яров как узнает…

— Яров, — задумчиво произнес Семен Карпович. — У него