Шрифт:
Закладка:
— В какой-то день все это кончится… Вечный покой будет наилучшим исходом.
В конце апреля 1895 года ей все-таки пришлось вернуться в Австрию, ибо в Венгрии прошли обширные празднества по случаю тысячелетия создания венгерского государства. Не могла огорчить своим отсутствием юбилейные торжества легендарная супруга монарха, которую епископ во время торжественной службы возблагодарил за то, «что ее по-матерински нежная рука некогда соткала золотую ленту, которая неразрывно соединила нацию с ее горячо любимым королем». Вот как описал ее присутствие в королевском дворце классик венгерской литературы Кальман Миксат, также активно занимавшийся политикой:
«Она сидит в тронном зале королевского дворца в своем черном венгерском одеянии, отделанном кружевами. Все, все в ней мрачно. С темных волос спускается черная вуаль. Черные шпильки в волосах, черный жемчуг — все черное, только лицо белое как мрамор и невыразимо печальное. Просто Матер долороса[70]. Это еще то же самое, прежнее лицо, знакомое нам по прекрасным картинам…Она все та же, однако горе оставило на этом лице свои следы. Она сидит неподвижно и бесстрастно, словно не видит и не слышит ничего вокруг себя».
В том же году императрица составила окончательный вариант своего завещания, в котором поделила основное личное состояние[71] на пять частей: по две пятых предназначались дочерям Гизеле и Мари-Валери, одна пятая — внучке, дочери покойного Рудольфа, Елизавете. Сисси совершенно не обрадовало рождение в 1895 году первой правнучки по линии дочери Гизелы. Императрица как будто спешила навстречу смерти, и та настигла ее там и тогда, где и когда, казалось, этого можно было меньше всего ожидать: в благополучной и нейтральной Швейцарии.
10 сентября 1898 года в Женеве, на берегу озера, в самой мирной обстановке, итальянский анархист Луиджи Луккени одним ударом заточенного напильника лишил жизни эту загадочную женщину, попав ей точно в сердце. Мотивы этого поступка так и остались невыясненными. Впрочем, если даже поверхностно ознакомиться с биографией этого человека, все становится ясно: это типичная судьба личности, отвергнутой обществом безо всяких на то оснований. Рожденный в 1872 году итальянской матерью-одиночкой, ребенок был оставлен ею в приюте для найденышей, а затем отдан на воспитание в приемную семью. Как ему там жилось, можно судить по тому факту, что мальчик уже в девять лет начал работать подручным разнорабочего на строительстве железной дороги из Пармы в Специю. Зарабатывать на жизнь тяжелым трудом ему пришлось вплоть до призыва в армию.
Луиджи кое-как выучился читать и писать, в поисках работы забредал то в Австрию, то в Швейцарию. В армии он проявил себя дисциплинированным солдатом, храбро сражался во время Абиссинской кампании, получил медаль и был произведен в ефрейторы. Но после окончания службы Луккени вновь очутился на улице без гроша в кармане и постоянной работы. Вновь начались странствия, в течение которых молодой человек попал под влияние идей анархизма, пристрастился к чтению журнала «Агитатор». «Собственность есть кража!» — этот лозунг четко запечатлелся в его мозгу, и он решил внести свой вклад в дело освобождения общества от оков аристократии и капиталистической буржуазии. Луккени замыслил убить какую-нибудь особу, пользовавшуюся большой известностью, чтобы об этом заговорили газеты. Сначала он выбрал целью французского принца Анри Орлеанского, но тот быстро покинул Швейцарию. Тогда Луккени стал следить по газетам за передвижениями императрицы Австро-Венгрии.
Тщательно проведенное следствие не выявило ни наличия сообщников убийцы, ни направления его действий какой-нибудь анархистской организацией. Луккени судили и приговорили к пожизненному заключению. После оглашения приговора подсудимый вскочил на ноги и закричал:
— Да здравствует анархия! Смерть аристократам! — убийца неоднократно подчеркивал на допросах, что не раскаивается в содеянном. В октябре 1910 года он повесился в своей камере на кожаном ремне.
Получив известие о смерти супруги, Франц-Иосиф зарыдал и с отчаянием воскликнул:
— За что Бог карает меня?
Убийство императрицы потрясло Европу. За ее гробом на торжественных похоронах следовали восемьдесят два суверена и высших государственных деятеля. Тело Елизаветы покоилось в тройном гробу из двух оболочек из свинца и наружной из бронзы. На него нанесли надпись «Елизавета, императрица Австрии». Немедленно запротестовали восхищавшиеся ею венгры, и были добавлены слова «и королева Венгрии». Катафалк остановился перед церковью капуцинов, и гофмейстер князь Грюненталь постучал в запертую дверь. Изнутри откликнулся монах:
— Кто там?
— Ее императорское и королевское величество императрица Австрии и Венгрии Елизавета, — провозгласил сановник.
— Мы ее не знаем, — раздался ответ. Князь Грюненталь постучал снова.
— Кто там?
— Императрица Елизавета.
— Мы ее не знаем, — прозвучало из-за двери.
После третьего стука и очередного возгласа «Кто там?», князь смиренно промолвил:
— Ваша сестра Елизавета, бедная грешница.
Дверь распахнулась. Так, рядовой грешницей, подобной несчетному числу неприметных смертных, отправилась в вечный покой самая красивая и загадочная из коронованных особ не только Австрии, но, пожалуй, и Европы.
Как утверждала последняя императрица Австро-Венгрии Цита, Франц-Иосиф до самой смерти имел обыкновение повторять в интимном кругу:
— Никто никогда не узнает, как я ее любил…
На самом деле доказательствами тому являются сохранившиеся переполненные любовью письма императора жене. Есть и еще одно, очень наглядное свидетельство. В 1865 году Франц-Иосиф заказал художнику Францу-Ксаверу Винтерхальтеру, этому «королю живописцев и живописцу королей», набившему руку на портретах коронованных особ, два холста с изображением Сисси. Один — парадный, в бальном платье, а второй — глубоко интимный, в неглиже, как ни до этого, ни после ни одна кисть не запечатлевала жену монарха. Художник в этом случае справился со своей задачей на все сто процентов: он не просто изобразил красивую и желанную женщину, но увидел ее глазами страстно влюбленного мужа. Ознакомившись с вышеприведенными свидетельствами сердечной привязанности Франца-Иосифа, мы можем понять личную трагедию императора. Он надеялся обрести в лице этой красавицы любящую супругу и заботливую мать своих детей, а получил лесную фею с берегов озера Штарнберг, чьи хрупкие крылышки оказались не в состоянии обеспечить привычное беззаботное порхание в гнетущей атмосфере императорского дворца Хофбург.
В 1907 году Франц-Иосиф лично открыл беломраморный памятник своей супруге в Народном саду. Венгры также не забыли свою королеву, поэтому в Будапеште существуют район города, площадь и мост через Дунай, носящие имя Эржебет.
