во дворе — здесь, в подвале, за рядами стеллажей и грудой мешков. Или среди ящиков? Я присмотрелся. Но не увидел ни на полу, ни на полках никакого движения. Если и пробежала крыса, то я её не заметил. Носком туфли отбросил с дороги яблоко, прошёл к шкафам — обогнул мешки и ящики. Увидел между стеллажами пустое пространство — будто дверной проём. Я сжал в руке кастет, шагнул в этот проём, всматриваясь в царивший за стеллажами полумрак.

Первым делом я увидел на стене почти у самого пола широкую длинную полку, покрытую светлой тканью. Не заставленную ящиками, банками, бочками или вёдрами — пустую… если не считать стоявшего на ней в самом углу мешка. Жёлтый свет лампы в этот закуток почти не проникал. А моя фигура почти полностью перекрывала доступ тому, что добирался сюда через проход между шкафами. Я сделал маленький шажок вперёд, вглядываясь себе под ноги. Различил на полу очертания то ли корзины, то ли таза…

Звякнула цепь. Рядом со мной.

Я поднял голову, взглянул на источник звука — на тот самый мешок, что стоял на краю полки.

— Не надо, — плаксивым женским голосом произнёс мешок. — Пожалуйста, не надо!

Глава 14

— Твою ж!.. — выдохнул я в прижатый к лицу платок.

Отшатнулся — врезался в угол стеллажа плечом. Моего веса не хватило, чтобы опрокинуть шкаф. Но с полок что-то свалилось на пол: судя по глухим звукам, посыпались не стеклянные банки (овощи?). Мне на голову упал клок смешанной с пылью паутины. Я стряхнул его с волос платком — впустил в лёгкие запах фекалий, гнили и немытого человеческого тела. Выругался красочно, но беззвучно: чтобы не испугать обитательницу погреба.

— Не надо! — повторила та, кого я поначалу принял за мешок.

«Давно я так не пугался», — промелькнула в голове мысль.

Смотрел на… похожее на мешок тёмное нечто. Попытался выровнять дыхание, успокоить сердцебиение (истерично заметавшееся в груди сердце едва не пробило себе путь наружу). «Вот и напомнила о себе боязнь подземелий и замкнутых пространств. Не оставила меня в покое даже в новом теле», — подумал я. И удивился собственным неуместным мыслям.

Опустил взметнувшийся для упреждающего удара кулак со свинцовым кастетом на костяшках пальцев (моя обычная реакция на неожиданности). Шагнул в комнатушку за шкафами. Но не к «мешку» — в противоположную сторную. Освободил проход, через который в маленькую комнатку (не с полкой на стене, а с узкой деревянной кроватью) ворвался тусклый желтоватый свет.

— Твою ж… — повторил я.

Потому что разглядел свою находку — укутанную в покрывало (или одеяло?) женщину.

Та сидела на узкой койке, жалась в угол. Обнимала руками прижатые к груди ноги. И следила за мной из-под копны тёмных давно нечёсаных волос. Губы женщины тряслись (заметил на них пятна ран). Блестящие глаза пугливо смотрели поверх голых коленок. Но не мне в лицо, а чуть выше — туда, где на будёновке красовалась красная пятиконечная звезда.

— Ты кто? — спросил я.

Женщина не ответила. Закрыла лицо руками. Содрогнулась всем телом. Заскулила, зазвенела звеньями свисавшей с её горла цепочки (копии той цепи, что я видел наверху, на собаке). Увидел на шее обитательницы подвала тёмную полосу, похожую на ошейник. Цепь соединяла эту полоску с вбитой в стену примерно на уровне моих колен толстой металлической скобой.

— Всё хорошо, — сказал я. — Не бойся.

Судорожно пытался сообразить, какие действия запланировал на подобный случай. Перебирал в голове варианты своего Плана. И понимал, что ни один из них не годился. Я предполагал, что Каннибал нападёт на меня. Допускал, что займусь раскопками в огороде. Надеялся увидеть в доме Каннибала «железные» доказательства причастности Жидкова к жутким преступлениям.

Но никак не рассчитывал обнаружить в его погребе пленницу.

Женщина меня словно не услышала. Она дрожала и повторяла одни и те же слова.

— Не надо, — говорила она. — Пожалуйста, не надо!..

Я спрятал кастет в карман. Пытался сообразить, что именно должен сейчас сделать. Давно привык быстро принимать решения — и за себя, и за других людей. Вот и теперь мысли и предположения постепенно кристаллизовались в конкретный план. Точнее, я спешно перекраивал один из прежних вариантов плана, с учётом вновь открывшихся обстоятельств.

— …Не надо. Пожалуйста, не надо! Пожалуйста…

Я знал несколько способов справиться с женской истерикой. Вот только понимал: в данном случае не годился ни один из них. Тут нужна была помощь специалистов, а не участие профана, мнившего себя в прошлом знатоком женских повадок. Шагнул было к женщине — та взвизгнула, вжалась в стену, взвыла, как раненый щенок. Спрятала под ладонями лицо. Тряслась (я различил, как цокали её зубы).

— Каннибал, сссука… — прошипел я и направился к выходу из погреба.

* * *

Я понял, что именно буду делать дальше, когда взбирался по лестнице навстречу солнечному свету. Сердце билось в груди размеренно и спокойно: я принял решение — оставалось лишь осуществить свои намерения. Сощурился: на улице рассвело — поднявшееся над горизонтом солнце разогнало остатки ночного мрака. Бросил взгляд на не умолкавшего пса (тот неутомимо проверял свою цепь на прочность). Спрятал платок. По пути к крыльцу дома Зареченского каннибала вдохнул полной грудью свежий утренний воздух.

Рихард Жидков очнулся. И даже переместился к порогу комнаты. Мужчина услышал мои шаги, перестал натужно сопеть, повернул ко мне лицо. От кляпа он пока не избавился. Всё так же лежал, согнутый в дугу. Грозно сверкал глазами — пока не испугано… но это пока. Я сходу пнул его ногой в живот — позволил себе проявить слабость. В голове не мелькнули мысли о том, что плохо бить лежачего и связанного человека. Потому что я считал: бить Каннибала можно, а мне ещё и нужно — чтобы выплеснуть эмоции, настроиться на деловой лад.

— Вот такие пирожки с капустой, — сказал я. — Приплыл ты, мужик. Всё.

Склонился над Жидковым, посмотрел в его выпученные глаза. Не увидел в них страха. Заметил, что из-под шарфа-кляпа вытекала слюна, капала на пол — точно, как с морды того пса, что продолжал надрывно лаять во дворе. Хмыкнул. Хозяин дома сверлил меня гневным взглядом. Рычал — будто сыпал угрозами. Дёргался, вновь и вновь пытаясь освободиться от пут. Он явно пока не осознавал, что случилось. Наверняка, считал меня либо юным грабителем, либо просто хулиганом.

— Грохнуть