Шрифт:
Закладка:
– Не уходи, прошу, будь со мной, – Анна вжалась в него, так беспомощно и трогательно, что у него захватило дыхание. Он так и стоял, замерев, посередине палаты, прижимая ее к себе.
– Не уйду, не оставлю тебя... – хрипло шептал он.
Ненависть. Такая, что не давала дышать. Оглушающая… К себе... И только к себе. Оттого, что не пускал в своё сердце любовь...
Прибежала Татьяна Николаевна вместе с врачом. Они словно разбудили Бориса от этого сладкого оцепенения. Он сидел на краю кровати, держа Анну на руках.
– Анна, как вы? Что произошло? – врач попросил Бориса положить её на кровать и выйти из палаты. Тот беспомощно подчинился, выпустив свой драгоценный груз. Минут через пятнадцать врач покинул палату, разрешив Борису вернуться.
– Доктор, подождите! – он догнал врача, – как она? Скажите, я могу помочь больнице?
Врач озирался по сторонам, боясь назвать сумму.
– Мне нужно, чтобы эту женщину лечили самым лучшим образом, – Борис не стал дожидаться ответа и вытащил из бумажника пачку купюр. – Вам же нужен ремонт?
Врач кивнул, обещая лучшую заботу об Анне.
Борис уехал поздней ночью, когда она заснула. Бледная, измученная... Господи, она будто вынула из него сердце!
Прохладные кафельные стены выпустили его из своих объятий. Он сел в машину и закурил. Как тогда, в ночь перед смертью Наташи. Нет, её нельзя оставлять! Он просто не переживёт, если потеряет Анну! Утром его разбудил звонок отца.
– Боря, сегодня прилетает Отто, он хочет быть рядом с Анечкой. Как она, кстати? Ты доехал до больницы?
– Пап, очень плоха она... – «черт, черт, вот нелёгкая принесла его!» – Борис был раздосадован этим известием. – Я туда сейчас поеду.
Он быстро собрался, чтобы успеть вырвать эту возможность быть возле неё до приезда уважаемого немецкого партнера. Украсть это право ненадолго, как когда-то она украла у него ночь любви…
Борис включил зажигание своего внедорожника. По дороге заехал купить ей цветы без резкого аромата, чтобы не усугубить отек.
В холле его встретил лечащий врач Анны, поблагодарив Бориса за помощь больнице.
– Борис Михайлович, спасибо вам огромное! – он начал показывать какие-то расчёты, сбивчиво поясняя, на что отделение собирается потратить полученные средства, только Борису это все было неинтересно.
– Скажите, как Анна? – его глаза выражали крайнюю обеспокоенность. Врач успокоил его опасения.
Борис теперь не хотел терять ни минуты. Время, которое он потратил на фарс, усмешки, на то незначимое, чем он сам себя окружал. Не хотел упускать ни минуты своей жизни. Настоящей жизни!
Он постучал в дверь палаты. Они отозвались обе – Анна и её мама. Борис вошёл, не скрывая улыбки. В руках – корзинка мелких анютиных глазок практически без аромата.
Анне было заметно лучше – это отражалось в её глазах. Они больше не казались потухшими и приобрели цвет ясного майского неба. Тот же блеск, смущенная улыбка. Возле неё суетилась медсестра с капельницей, она заменила пустой флакон на полный и вышла.
– Анютка, как ты? – Борис сжал её тонкую кисть. Она слабо ответила на его рукопожатие.
– Спасибо, получше, – она глубоко вдохнула и отвернулась. Борис видел её смущение: она словно обнажённая, обезоруженная лежала перед ним. Зная Анну, можно было предположить, насколько эта ситуация была ей неудобна.
– Анечка... – слов не было. Вернее, их было так много: несказанных, заранее подготовленных, придуманных им для объяснения с ней, что они, словно люди в толпе, растворились, обесценились. Мама Анюты почувствовала себя неловко: она тактично извинилась и вышла «подышать» свежим воздухом.
– Борь, спасибо тебе... Мне так хочется покоя. Просто отдохнуть, выспаться. Я сама себя довела до такого! – Боря молча сжимал её кисть. Она тихо дышала, а ему хотелось затаить дыхание, чтобы не нарушить её покой.
– Анька, я буду молчать. Я понимаю все... Хочешь, я вообще буду сидеть в коридоре? – он наблюдал, как пульсирует вена на её бледной шее, как обострились тени под глазами и впали щеки.
– Нет, ты что? А зачем тебе вообще здесь сидеть? Я вроде не умираю. – Анна улыбнулась, и ему было приятно, что она уже способна шутить.
– Слава Богу, не умираешь. Я просто волнуюсь, мне хочется быть рядом... – он с нежностью посмотрел в её глаза. – Ань, ты не будешь против, если я отправлю тебя в санаторий? После больницы. Чтобы ты полностью окрепла. Или в жаркую страну погреться?
Она удивленно смотрела на него. В этот момент в палату без стука вошёл Отто с огромным букетом белых лилий. Анна их терпеть не могла, но это самая меньшая их вина. Они источали резкий запах, противопоказанный ей сейчас. Отто был свеж и благоухал отменным парфюмом. В другой ситуации Борис расценил бы его действие как насмешку или издевку. Но он был так искренен и старателен в своей абсурдной выходке, что винить Борис его не стал. Его круглое лицо, блеклые небольшие голубые глаза преобразились от свидания с Анной.
– А погреться Аннет поедет со мной в Египет! В наш отель. Там сейчас замечательная погода, и я уже все приготовил к приезду моей любимой! – он посмотрел на Бориса, обозначив своё преимущество. – Так что, спасибо холдингу за заботу, но мы справимся сами! – он жестом приказал Борису уступить место, сунув Анне практически под нос свои цветы.
Анна оцепенела от неожиданности. Она не смогла промолвить ни слова. Слезы застилали глаза, в носу защипало, и она, судорожно вдохнув воздух, состоящий из коктейля ароматов, дернула кислородную маску на себя. Борис быстро сориентировался: он нажал кнопку вызова врача и резко выхватил цветы из рук Отто. В следующую минуту он выскочил с букетом в коридор, не зная, куда его деть. К счастью, мимо проходила молоденькая медсестра, которой Борис их вручил.
Он спешно вернулся в палату, совершенно разбитый. Ему отчаянно хотелось быть рядом, защищать её от всех, оберегать. Казалось, он отойдёт на минуту, и Анне сделается хуже, ей навредят без него. Ему хотелось все держать под контролем. «Шут гороховый, явился-таки...».
Едва Борис вошёл в палату, как Отто тут же набросился на него.
– Борис, что происходит? Ты желаешь объяснений?
Нет, объясняться с ним Борис не хотел.
– Отто, мы не на базаре, в конце концов! Ты не догадался, что ей противопоказаны резкие запахи? – они вышли в коридор, не
