— Вы сказали, что у Вайенов двойная функция? — спросил Герберт.

— Да. Верующие боялись этого… божества. Может быть, они создали этих Вайенов, потому что Вайены сохранили долину и холм такими, какими они были, но также сдерживали и могущество божества.

— Что случилось?

— Верующих стало слишком много, пошли слухи… человеческие жертвоприношения. Слухи распространялись, и около 1860 года сюда прибыл молодой священник, преданный богу человек, обладающий необходимыми знаниями. Он положил конец всему этому делу, по крайней мере, так гласят мои документы. Но насколько можно верить этим старым манускриптам? Говорят также, что он разрушил храм голыми руками и с помощью священных слов. Он также произнес слова над пятью Вайенами и поставил их охранять холм навечно. Он умер на том холме.

— Но вы сказали, что культ всё ещё существует.

— Да, я знаю, что он существует. Как я уже говорил, они приходят ко мне со всеми своими обычными проблемами; они приходят каждое воскресенье. Но каждую ночь полнолуния деревня становится мёртвой, и я знаю, что они находятся там, на холме. Не спрашивайте меня, почему и что они там делают. Никаких жертв как таковых; может быть, это не более чем традиция, сохраняемая поколениями и веками. Но почему они поддерживают старую церемонию?

— Почему бы вам не спросить их? — вставил Герберт.

Викарий помедлил, глубоко вздохнул и продолжил:

— Вот почему я думаю, что мы с вами можем помочь друг другу, вот почему я спросил вас, верите ли вы в силу разума. Потому что я их спрашивал… и они ничего не знают! Когда я говорю с ними о том, что они делают в полнолуние, они ведут себя не как люди, которые пытаются что-то скрыть… это люди, которые ничего об этом не знают! Они просто смотрят пустыми глазами, как будто не понимают, о чём я говорю. Они не помнят!

— Это невозможно! — воскликнул Герберт.

— Вы так думаете? Но, тем не менее, это так. Вы, должно быть, заметили, что они боятся холма; они никогда не ходят туда. И всё же я знаю, что раз в месяц они все там, наверху… для чего?

— Есть только один способ это выяснить.

— Конечно, есть. Неужели вы думаете, что я сам не пытался подняться на этот холм в одну из таких ночей? Вы знаете, что произошло? Я проснулся здесь, в своём доме. Последнее, что я помнил, — это как мы шли к холму; я даже помню, как начал подниматься по узкой тропинке, ведущей вверх, и увидел огни, горящие на вершине холма. А затем… ничего! Абсолютно ничего, кроме того, что внезапно я снова оказываюсь здесь, в доме, из которого я выходил. Теперь вы думаете, что я сошёл с ума?

— Нет. С тем знанием, которое у меня есть, я не думаю, что вы сумасшедший. Но и я не могу предложить вам никаких объяснений.

— И именно там мы можем помочь друг другу. У вас есть знания в других областях, кроме собственной, и я не знаю, чего вы на самом деле хотите. Но для нас обоих это означает одно и то же: знание. Потому что с помощью знания я могу освободить своих людей от проклятия, которое веками царило над ними с Тёмного Холма. Я не могу просить об официальной помощи; я не могу просить об экзорцисте, не будучи признанным совершенно безумным. Как я могу объяснить своему начальству свою убеждённость в том, что злобная сила всё ещё живет на этом холме, что она ухитряется отнимать у меня верующих на одну ночь каждый месяц? Если мы будем работать вместе, может быть, вы найдёте то, что ищете здесь, а я смогу освободить своих людей от этих языческих суеверий и ритуалов.

— Я не знаю, — ответил Герберт. — Вы рассказали мне очень много, и я очень благодарен вам за это. Я лишь сожалею, что мог бы рассказать вам больше, но не могу. Я недостаточно знаю.

— Тогда вам придётся это выяснить…

После визита к викарию Герберт заметил, что взгляды и отношение жителей деревни к нему стали ещё более враждебными. Впрочем, это его не слишком заботило: они, должно быть, видели, что он часто ходит к Тёмному Холму, о чём и доложили викарию. Однако ему удалось помириться с Жюльеном, сказав ему, что он оставил Вайена в доме викария.

Герберт тщетно пытался найти в этом разумный смысл. Он подозревал, что местные поддерживают здесь древнюю традицию, но рассказ викария бросил тень сомнения на его теорию. Он не мог выяснить у жителей деревни то, чего они не знают, это было бессмысленно. Ему требовалось время. И это было единственное, чего он не имел. Потому что в ту ночь сон одолел его.

VII. Нагайе[18]

Герберт не мог подобрать для этого явления другого слова, кроме «атака», потому что обычно он никогда не видел снов, а если и видел, и мог вспомнить, то лишь сновидения о рациональных вещах.

В тот вечер после долгих, но бесплодных поисков на Тёмном Холме, он изучал Вайена. Он сделал несколько зарисовок статуэтки и заснул с её мысленным изображением, всё ещё стоявшим у него перед глазами, что, вероятно, и послужило началом сновидения. Если это был сон…

Ему показалось, что он проснулся, и оказалось, что он стоит у края длинной долины, окружённой со всех сторон чёрными горами с рваными краями, как будто он находился внутри лунного кратера. Земля под его ногами выглядела чёрно-пурпурной, сморщенной и полной трещин, которые, казалось, уходили глубоко в недра Земли, как будто сама планета была больна, и через эти поры она пыталась избавиться от своей внутренней порчи и зла.

Во сне Герберт медленно оторвал взгляд от измученной земли и посмотрел вниз, в долину. В её конце, так далеко и всё же, как казалось, в пределах досягаемости его рук, стояло здание. Оно было построено из титанических кусков грубо обработанного камня, неаккуратно сложенных в пирамиду. Ряд тонких обелисков стоял с одной стороны, их покрывали чужеродные знаки и символы, грубо вырезанные на камне. Герберт мог видеть странные знаки очень ясно, хотя они находились очень далеко от него. Вершина пирамиды была приплюснута, и там горел жертвенный огонь, странный белый огонь, который всё же был темнее, чем окружающая ночь. Высоко над зданием и огнём с беззвёздного, однообразно чёрного неба смотрела огромная бледно-зелёная Луна.

В этом сне не было ничего нелогичного или абсурдного. Всё казалось совершенно нормальным дрейфующему, но