— На какой еще трубе, Волков? Ты перегрелся там, что ли? — удивился Головин.

— Ну, помнишь же — судьба играет человеком, а человек играет на трубе. Вот я и гужу потихоньку. Или гудю? Дудю? — мне нужен был этот филологический ребус, чтобы чуть подсбить Тёму с толку.

— Дудишь ты — дай Бог каждому, это точно. Как дунешь — только рябь по воде идет. Мне об этом буквально недавно пришлось беседовать с одним генералом-полковником. Грамотку-то он мне выдал, как и обещал, но и люлей таких вкатил за наш автопробег, что до сих пор в ухе колет. И Буцефала чуть не отобрал, — с какой-то даже обидой протянул он.

— Кого-кого? — изумился я. В части «сбить с толку» пока решающего перевеса не было, вровень шли.

— Да БРДМ мой, помнишь же. Это он — Буцефал, — объяснил Артём. Не один я с придурью, чтоб машинам да лодкам имена давать, выходит.

— Ясно. Хорошее имя, подходит ему. Так что с приблудой, которая выключает прослушку и подглядку? — вернул я обратно разговор, вильнувший было не туда.

— А тебе зачем? — спросил Головин.

— «А ты, Василий Иваныч, часом не еврей ли?» — подозрительно ответил я старым анекдотом про Чапаева.

— «Видите ли, Петя…» — проникновенно протянул он в ответ и мы хором засмеялись.

— Тём, меня вечером на один шабаш позвали, мы с Серегой вместе поедем. Вот там у меня есть все шансы вляпаться так, что никаким доместосом не ототрешь. Я процентов на девяносто восемь уверен, что там будет все записываться, а мне нужно, чтобы было минут хотя бы десять без этого. Лучше — больше, — объяснил я задачу.

— А варианты не лазить в задницу ты принципиально не рассматриваешь? Что не так с вами, интеллигентами? Ни единого шанса встрять двумя ногами в жир не пропускаете, — забрюзжал Головин.

— Я тебя потом пожалею и расскажу много душещипательных историй из сурового прошлого российской интеллигенции, ладно? Давай, да или нет? Есть такая хреновина в принципе? А то в книжках и кино еще не то увидишь, а потом выясняется, что проглядел тэг «городская фантастика», — пришлось перебить маэстро, потому что слушать нравоучения не хотелось, было некогда да и без толку все равно.

— Да. Есть. Дам. Лёха привезет и научит пользоваться. И с тобой поедет. Начнешь спорить — огорчусь. Очень, — последнее слово он выделил голосом, хоть в этом и не было необходимости.

— Спасибо огромное, Тём. Я сильно постараюсь не увлекаться. Честно! — и я даже сам в это верил. Почти.

— Ага, ага. Зарекалась ворона зернышка клевать. Давай, жди Лёху, и без него — никуда. И удачи там!

Пока трепались с ним, пришло сообщение от Лорда, что внук с дедом подтвердили приглашение и готовность встретиться завтра, и что Андрюха тоже уже в курсе этого. Одним делом меньше. Раджа уже остыл, даже выстыл, я бы сказал. Нормально тут климат климатит, в Вольво не так морозило. Но он и постарше японца будет, почти на десять лет, ему простительно.

Телефон зазвонил, выдав на этот раз чудесный струнно-скрипичный проигрыш песни Николая Носкова «Это здорово». Я всю жизнь думал, что стихи этой песни написал Гумилев, и искренне поразился, узнав, что автор — наш современник Игорь Брусенцев. Тогда, помню, подумал, что не все еще потеряно, не вся еще черемуха осыпалась в саду, раз такие глубокие, искренние, серьезные песни пишут и поют.

— Да, милая, как у вас дела? — конечно, под эту музыку мне звонила Надя.

— Все хорошо, все проснулись и позавтракали, спасибо за блины. Если бы ты знал, как с утра было лень готовить, а тут такой сюрприз! А ты на чем уехал? Машина же возле дома стоит, — наблюдательная, молодец. А за цветами я точно заеду.

— А я новую купил, приеду — покажу. Через часа полтора-два дома буду, скажи, чего купить по дороге? — спросил я.

— Майонез закончился и молоко скисло почему-то — купи, пожалуйста! И Василий Васильевич заходил недавно, просил тебя к нему заглянуть, когда приедешь.

— Хорошо, и куплю, и загляну. Целую, пока!, — голос этого не выдал, но утренний визит непростого начальника охраны квартала меня насторожил.

До дома домчали меньше, чем за час. По пути трепались с Колом, он, оказывается, тоже слышал про автоподбор Кирилла, но не знал, где тот находится. Поздравил меня с покупкой, пробурчав, что я наконец-то под старость начал хоть немного разбираться в автомобилях. Он постоянно «топил» за японцев, уверяя, что только их автопром имеет полное право называться так. Остальное — поделки и подделки, кроме, пожалуй, старых «американцев», которые тоже были практически вечными, но бензин жрали нещадно.

Семья Раджу тоже оценила, но каждый — по-своему. Надя оценила багажник, с которым можно было, по ее мнению, великолепно ездить на рынок за покупками. Антошка поморщился предсказуемо, глядя со свойственной возрасту предвзятостью на, как он сказал, «грузовик». Но вежливо предположил, что в кузове удобно возить байки и сёрфы. Которых ни у кого из семьи не было. Анюта забралась в кузов и твердо решила остаться там жить. Извлечь ребенка из грузового отсека удалось только заметив, что крыши на домике нет, и если пойдет дождь — то дочь будет сидеть в холодной мокрой луже. А я задумался, что кунг и вправду не помешал бы. Оставив своих знакомиться с новым членом семьи, пошел к начальнику охраны, с каждым шагом чувствуя, как плохих предчувствий становится больше.

— Разрешите? — постучав, приоткрыл я дверь в кабинет. Да, у здешней охраны все было по-взрослому, не просто будочка при въезде, с веревочкой, чтоб шлагбаум поднимать, не выходя.

— Проходи, Дима, присаживайся. Чаю будешь? — военный пенсионер, перед которым во фрунт вытягивался сам Головин, даже находясь в двух шагах от клинической смерти, поднялся и протянул мне руку.

— Буду, Василий Васильевич, спасибо. Надя сказала, вызывали? — сказал я, пожав жесткую ладонь.

— Приглашал, Дима, а не вызывал. Я тут не на той должности, чтоб вызывать, — улыбнувшись, поправил меня он. — Так что попьем чайку, баранки у меня с маком, будешь?

— И от баранок не откажусь, спасибо, — я принял большую чашку с почти черным чаем, и поставил на стол перед собой, рядом с блюдом, на котором лежали упомянутые румяные кругляши