секунду, когда он открыл глаза, вздохнул, в страшную баню входили Путилин и потрясенный отец-миллионер.

— Митенька! Сынок мой! — закричал, бросаясь к нему, Бахрушинский.

Молодой человек, не ожидавший, конечно, в этом месте увидеть отца, вскочил, точно под действием электрического тока.

— Батюшка?! Дорогой батюшка! — вырвался из его груди крик сыновней радости.

И он бессильно опустился на грудь старика. Слезы, благодатные слезы хлынули у него из глаз. Они спасли скопческую жертву от нервной горячки или, быть может, даже от помешательства.

— Господи... — сквозь рыдания вырвалось у старика Бахрушинского. — Да где мы? Куда ты попал?.. Что это... почему ты в этой длинной рубахе?.. Митенька... сынок мой любимый.

Путилин стоял в сторонке. Я увидел, что в глазах его, этого дивного человека, сверкали слезы.

— Вы спрашиваете, господин Бахрушинский, где вы находитесь? — начал я, выступая вперед. — Знайте, что вы и ваш сын сейчас в мрачном гнезде отвратительного скопческого «корабля». На вашем сыне белая рубаха потому, что вот сейчас, вернее, с полчаса тому назад ваш сын должен быть оскопленным, если бы...

— Боже Всемогущий! — хрипло вырвалось у миллионера. Его даже шатнуло. — Как?! Его, моего сына единственного, моего наследника, опору моих старых лет, хотели оскопить? Сынок мой, Митенька, да неужели правда?

— Правда, батюшка... — еле слышно слетело с побелевших губ несчастного молодого человека.

Старик миллионер осенил себя широким крестом, сделал шаг вперед и вдруг грузно опустился на колени перед Путилиным и поклонился ему в ноги, до земли.

— Спасибо тебе, Иван Дмитриевич, по гроб жизни моей — великое тебе спасибо! То, что ты сделал — сына мне спас, — никакими деньгами не отблагодарить... В ноги тебе поклониться надо, и я сделаю это!

Растроганный Путилин поднял старика миллионера.

Через несколько минут мы выходили вчетвером из бани, в которой «ангелы» и «пророки» «тайного белого царя» изуродовали не одну молодую жизнь.

Во флигеле мелькали огни, слышались испуганные крики, возня...

К великому сыщику подскочил полицейский чин.

— Идем, ваше превосходительство, повальный обыск. Мы ожидаем вас.

— Меня? — иронически произнес Путилин. — С какой стати меня? Я, любезный полковник, свое дело сделал. Я ведь гастролер у вас и, кажется, роль свою выполнил успешно. Теперь дело за вами. Я предоставляю вам, как местным властям, знакомиться впервые с тем гнусным притоном изуверов, который столь пышно расцветал и расцвел... у вас под носом, под вашим бдительным надзором. Имею честь кланяться! Моим московским коллегам передайте, что я не особенно высокого мнения об их способностях.

* * *

Остаток ночи мы провели впятером в грязной гостинице, где остановились.

Мы были все настолько взволнованны, что о сне, об отдыхе никто и не помышлял, за исключением молодого Бахрушинского, которого я чуть не насильно уложил в кровать.

— Дорогой Иван Дмитриевич, как дошли вы до всего этого? — приставал старик миллионер к моему другу.

— С первого взгляда на комнату-келью вашего сына, господин Бахрушинский, я сразу понял, что сын ваш страдает известной долей того религиозного фанатизма, которым так выгодно и плодотворно умеют пользоваться прозелиты всевозможных изуверских сект, орденов, братств. В проклятом старике, вашем старом приказчике, которого мы застали в комнате вашего сына, я распознал не особенно старого скопца. По-видимому, он перешел в скопчество года три-четыре, потому что еще не вполне преобразился в «белого голубя». Но уже голос его стал бабьим, уже щеки его стали похожи на пузыри, словно налитые растопленным салом. Когда же я увидел на одной из страниц тетради вашего сына свежее жирное пятно, для меня стало ясно, что по каким-то тайным причинам почтенный изувер залезал в тетрадь молодого человека. У Обольяниновых бывшая невеста вашего сына допустила непростительный промах, сразу раскрыв, что она хлыстовка.

— Хлыстовка?! О, Господи... — содрогнулся Бахрушинский.

— Волжская красавица, ха-ха-ха, забыла снять с головки белый коленкоровый платочек, одетый особенным хлыстовским манером. Что исчезновение вашего сына тесно связано с приказчиком-скопцом и с экс-невестой хлыстовкой — в этом я уже не сомневался, но являлся вопрос, куда он попал: в хлыстовский или же в скопческий «корабль»? Узнав о внезапном отъезде в Москву скопца и хлыстовки, я бросился за ними, послав предварительно в том же поезде агента, который сидит перед вами. Он проследил, куда направились с вокзала и волжская купеческая дочь, и ваш приказчик. На другой день я был на радении хлыстов. Среди них я не увидел вашего сына. Тогда я бросился к скопцам — «белым голубям». Остальное вы знаете.

Молодой человек, оказывается, не спал. Раздался его вздрагивающий голос:

— Совершенно верно. А попал я к скопцам потому, что не понимал, в чем заключается та «чистота», о которой они все говорили и пророчествовали. Проклятый Прокл якобы от имени Аглаи мне передавал, что она решила только тогда выйти за меня замуж, если я «убелюсь», восприму «Христову печать — огненное крещение», если я сделаюсь «белым голубем». Об ужасе, который меня ожидал, я сообразил только в последнюю минуту, там, в этой страшной бане. Но было уже поздно, и, не явись господин Путилин — я бы погиб.

ГРОБ С ДВОЙНЫМ ДНОМ

Гений зла

Путилин ходил из угла в угол по своему кабинету, что с ним бывало всегда, когда его одолевала какая-нибудь неотвязная мысль.

Вдруг он круто остановился передо мной.

— А ведь я его все-таки должен поймать, доктор!

— Ты о ком говоришь? — спросил я моего друга.

— Да о ком же, как не о Домбровском! — с досадой вырвалось у Путилина. — Целый год он играет со мной, как кошка с мышкой. Много на своем веку видел я отъявленных и умных плутов высокой марки, но признаюсь тебе, что подобного обер-плута еще не встречал. Гений, ей Богу, настоящий гений! Знаешь, я искренно им восхищаюсь.

— Что же, тебе, Иван Дмитриевич, особенно должна быть приятна борьба с этим господином, так как вы — противники равной силы.

— Ты ведь только вообрази, — продолжал Путилин, — сколько до сих пор нераскрытых преступлений этого короля воров и убийц лежит на моей совести! В течение одиннадцати месяцев — три кражи на огромную сумму, два убийства, несколько крупных мошеннических дел — подлогов. И все это совершено одним господином Домбровским! Он прямо неуловим! Знаешь ли ты, сколько раз он меня оставлял в дураках? Я до сих пор