Шрифт:
Закладка:
Пластуны догоняли вдоль русла реки основную команду, а за ними вслед бежала группа прикрытия. С ближайшего холма сзади скатилась передовая конная полусотня. Турки на ходу стреляли из своих карабинов, две пули разом попали в Тараса, а потом перебило ногу Осипу.
– Бегите! Бегите! Да вы не унесёте уже нас! – кричали егеря. – Всех только погубим, мы тут с фугасом вас прикроем, братцы, бегите уже! Отомстите потом за нас!
– Бего-ом, я приказываю, бего-ом! – Тимофей с силой толкнул Савву с Лёнькой. – Прощайте, братцы, простите Бога ради за всё!
На глазах у всей команды на двоих егерей, копошащихся у фугаса, накатывала передовая османская полусотня. Грохнул мощный взрыв, и то место заволокло густым дымом, а когда он развеялся, вокруг лежала груда посечённых осколками тел. Остатки от выбитой полусотни разбегались в разные стороны. Фугас сработал в самой гуще отряда и буквально разорвал его половину.
Две версты, всего какие-то две версты оставалось до устья реки, но достигнуть его уже было задачей невыполнимой. Три сотни конницы вынеслись на ближайший холм и теперь разворачивались для своего последнего сокрушительного удара, и остановить их было уже теперь нечем.
– Всем перезарядиться! – отдал команду Егоров. – Будем принимать бой на этом берегу. Раненых в центр! То-овсь!
Егеря застыли на месте, тщательно выбирая прицел. А навстречу им от холма шла конная лава.
Ба-ах! Ба-ах! Ба-ах! Ба-ах! – раздались от реки пушечные выстрелы. И дальняя картечь с визгом ударила по замедлившей свой бег кавалерии. Распустив паруса, вверх по течению величественно выходили из-за поворота два галиота. Орудийные порты их были открыты, а из жерл выставленных орудий вылетали длинные языки пламени.
– Наши! Наши! Вашбродь! Наши на помощь пришли! Флотские из всех орудий бьют с реки, – кричал в восторге Цыган!
– Ура русским морякам! – крикнул Лёшка.
– Ура! Ура! Ура-а-а! – кричали грязные, мокрые, исхудавшие егеря, потрясая своими ружьями с надетыми на них штыками. По скинутым мосткам на берег вынеслась сотня абордажной команды и закрыла собой пехоту. А орудия галиотов всё били и били навесом поверх голов, по отходящей за холм в спешке турецкой кавалерии.
– Бегом все на борт! Лёшка, Мишель, вам что, теперь особое приглашение от меня нужно, жабы вы сухопутные, ящерицы грязные! А ну все на «Дунаевец» быстро, или я вас всех тут оставлю! – орал в рупор лейтенант Кунгурцев.
– Братцы, всем на судно! Всё, наш пеший поход закончен! – устало выдохнул Лёшка. – Мы идём домой!
– Да мы уже неделю как сюда пришли, – рассказывал офицерам флотский лейтенант. – Стояли себе тихонько за ближайшим островом, ждали вас. А тут вдали, что-то бухнуло так хорошо, а потом ещё и ещё раз. Ну, думаю, раз из пушек бьют, значит, на берегу кто-то безобразие устроил. А кто это ещё здесь может устраивать, окромя Егорова? Только его егерей это рук дело! Ну вот мы с якоря снялись и в устье этой речки с Дуная-то и зашли, удачно, что ещё и ветерок попутный нам был. На парусах ничего, ходко так шли. А тут неподалеку за поворотом уже бахнуло, ну мы и поняли, что к вам приближаемся. Орудия в порты выкатили, дальнюю картечь зарядили, ждём. И вот картина, целая орда злых османов на конях хочет затоптать кучку худенькой и грязненькой пехоты. Свои же, жалко, хоть и не флотские, ну мы и давай с реки османам мозги на место вставлять.
– Мишка, золото ты моё! Дай я тебя обниму! – Лёшка стиснул лейтенанта в своих объятиях. – Ты же нас сегодня всех спас. Если бы не ты… – и он, заморгав, отвернулся.
– Спасибо, тёзка! Должник я твой, – обнял флотского Озеров. – Как же это ты решился сегодня в такой узкий фарватер войти? Ведь сам же давеча говорил: «Ни за что не пойду я по этому маловодному Тимку. На мель там свои суда посажу».
– Тихо, тихо, раздавите же меня, ну или скорее испачкаете вон своей грязной рваниной, – отмахнулся Кунгурцев. – «Фарватер», «суда на мель посажу»! О как! Узнаю квартирмейстерскую разведку, и слова-то какие правильные вспомнили. Да ждать мне просто вас надоело! Думал, побыстрее вывезти уже, что ли, этих сухопутных, да и к себе на докование идти! – всё отшучивался лейтенант. – Вы же домой не больно-то вон торопились, вам бы всё с турками повоевать да по горам от них побегать. А если серьёзно, ну не знаю я, братцы, у меня ещё с утра какая-то маета на душе была. А тут вон и ветер так удачно сменился на попутный, да и уровень воды на Дунае заметно подрос. Весна уже, братцы, весна, половодье уже начинается, вот я и рискнул!
– Да-а, весна, – протянул Лёшка, вдыхая сырой воздух огромной реки. Уже весна. Жизнь продолжается…
Переход до Журжи занял пять суток. Можно было, конечно, и ускориться, но Кунгурцев здраво рассудил, что ежели слишком поспешишь, так народ или рыбу вот этим самым и насмешишь. Ну, или бревно али крупный ствол топляка ниже ватерлинии поймаешь. Паводок начинается, глаз да глаз сейчас в переходе нужо-он! Поэтому и шли вниз осторожно. На первой своей ночёвке со всеми воинскими почестями похоронили Никиту. Его могилка осталась за Видинской крепостью, проходя которую Кунгурцев не удержался и ударил из всех орудий по её предместьям. Отсалютовал, так сказать, туркам! Теперь ему уже можно было не маскироваться, ну вот Михаил и отрывался.
– Эх, а вот у Тараса с Осипом даже и могилки ведь не осталось, – тужили егеря. – Всё поле после того разрыва фугаса стало нашим ребяткам скудельницей.
Раненые были в сознании, Карпыч, конечно, потерял много крови, но старый солдат не сдавался и стойко принимал все предписанные ему процедуры. Помимо его и Курта с молодым Велько, были мелкие ранения и ещё у пятерых солдат, но опасения за их жизнь у Алексея не было. У всех раны тщательно обработали и перевязали. Главное, что им сейчас было нужно, так это покой и хорошее питание. Весь свой провиант у отряда остался в низинке перед прорывом, поэтому все кормились обычным флотским пайком.
Десятого марта галиоты подошли к пристани крепости Журжи. Отсюда Кунгурцев уходил вниз к Браилову на ремонт, а егеря пересаживались на лошадей. Карпыча с Велько в Бухарест должны были доставить немного позже с обозом, раны у егерей ещё пока не затянулись. В сопровождении у отряда Егорова был аж целый эскадрон из Ахтырского гусарского.
– Вы чего, Лёш, опять, что ли, какого османского полковника где-нибудь скрали? – любопытствовал Гущинский. – У нас сюда чуть ли не весь полк под это ваше сопровождение бросили. Сказали, как зеницу ока беречь нужно особых егерей.
– Ну, вы и берегите, ротмистр, – хохотнул Озеров. – Где рессорные кареты нам, шампанское, дамы опять же где?
Гусар только лишь хмыкнул и отъехал в сторону.
– Дам им подавай! Где я энтих дам-то тут найду, в этой Валахии, – ворчал он под нос. – Эхх, в Рассею бы матушку, да в какой-нибудь уездный городок на квартирование, – и пришпорил коня.
Прибыли в Бухарест к полночи. В штабе армии не спали. В его большом двухэтажном доме всюду светились окна. Бежали куда-то вестовые, сбоку у хозяйственного строения суетилась команда фельдъегерей, придерживающая свою огромную карету. А трое мастеровых, натужно покрикивая, стаскивали с её оси разбитое колесо. Дежурный комендантский плутонг стоял на постах без привычного сонного вида. Два его патруля встретились задолго до подъезда к площади.
