Колубаев ещё раз щёлкнул крышкой часов и задумался. Давно пора возвращаться в Томск. Секретное донесение, поданное им в ОГПУ, оказалось ко времени. Сработало, как часы. Мигом откликнулся затаившийся Кузнецов, кругами забегало местное начальство. Китайца-контрреволюционера забрали сразу, а заодно выявили все недостатки на острове. Мизгирь отдал всё золото, что добыл на острове, но об этом никто не знает. Теперь в Назино работает районная комиссия, партработники выявляют недоработки, вылавливая социально вредный элемент. За добросовестную работу Кузнецов обещал наградить Колубаева орденом. Осталось попрощаться с Цепковым и можно поворачивать баржи на Томск. Катера проверены и заправлены, стоят на парах. Баржи вымыты, очищены, щедро политы карболкой во избежание эпидемии сыпного тифа. Лекпомы выявили в Назино несколько тифозных вспышек.

Послышался стук в дверь, и на пороге возник комендант Цепков.

— Что ж ты, товарищ Колубаев, своих сдаёшь? Ты мне кого привёз? Тифозных больных, разутых, раздетых, а я отвечай теперь за них? Со счёту все сбились, не могут докопаться, сколько ты вывез из Томска: ни списков, ни формуляров, ни журналов учёта, ничего! А какие есть списки, то все перепутаны, в одном столько, в другом ни сколько. А сам на меня стучишь?

Колубаев отступил на шаг от разъярённого коменданта. Цепков был сам не свой от ярости. Его разоблачили на служебном совещании в районе, обязав в срочном порядке устранить недостатки в работе по созданию спецпоселения на острове Назино. Взбесишься тут!

— Ты, товарищ Цепков, не кипятись! Тут такое дело: я привёз, а ты должен обеспечивать людей всем необходимым!

— А ты, товарищ Колубаев, должен был снабдить людей необходимым ещё на месте погрузки в пересыльной комендатуре! Ты на меня не вали всю беду. Она и без тебя свалится.

— Уже свалилась, товарищ Цепков! Уже. Ты бы успокоился, что ли? Выпить хочешь? У меня самогонка осталась.

— Да ну тебя, — отмахнулся Цепков, — а где? Где самогонка-то?

— Да вон, на столе, — кивнул Колубаев. — Выпей, оно и полегчает.

Забулькала жидкость, Цепков выпил махом, не моргнув, не охнув, словно сладким морсом угостился. Колубаеву не предложил составить компанию, а тот и рад: не до пьянства сейчас.

— Товарищ Цепков, а ты хорошо знаком с председателем Торгсина?

— А к чему ты клонишь, товарищ Колубаев? Зачем тебе председатель Торгсина?

— Да вот часы хочу сдать, — завертелся Колубаев, вытаскивая из кармана цепочку.

— А-а, понятно, у Лукоморья дуб срубили, златую цепь в Торгсин снесли, кха-кха, — хрипло прокаркал Цепков, изображая веселье. — Там всё есть — кофе, какао, примусы, ликёры разные. За золото и пушнину меняют. Ты им мех, они тебе пачку какао. Ты им часы, они тебе примус! Такой вот у нас Торгсин. Будешь на примусе какаву варить. Председателем там латыш. Приезжий, из Томска. Его ещё до революции туда сослали, вот он и прижился в Сибири. Хочешь познакомлю? Отличный мужик!

— Отличный, говоришь? Ну, подумаю, — снова завертелся Колубаев. Ему и хотелось познакомиться с латышом, и в то же время боязно, как бы чего не вышло. И без того беда пришла в Александрово. Сейчас как зачастят комиссии из Томска, всем достанется на орехи. Вдруг Мизгирь проговорится?

— Ну, ладно, я пошёл, — заторопился Цепков, — меня сегодня опять будут прорабатывать на совещании. Ты когда отплываешь?

— Жду команды, как только, так мигом до дому!

Они пожали руки, крепко, по-мужски, словно проверяли один другого на прочность. Проверку выдержали. Оба остались довольны друг другом. На выходе Цепков оглянулся. В конце коридора на убогом диванчике дремала Настасья. Хантыйка изобразила руками какой-то знак, и Цепков кивнул ей: мол, понял, потом расскажешь.

Совещание назначили на два часа ночи. В райкоме было темно, только в кабинете товарища Перепелицына уныло светилась куцая лампочка. С электричеством в посёлке были перебои. Товарищи сидели по бокам, уступив место в центре коменданту острова Цепкову.

— Товарищ Цепков, каким образом собираетесь устранять недостатки? — подавив зевоту, спросил товарищ Перепелицын.

— Нет никаких недостатков, товарищ секретарь районного комитета! Нету! Сегодня заказал печи в посёлке, сделают. Одежду дали, летнее обмундирование, взял. Завтра отвезу на остров.

— Кто согласился выпекать хлеб? — раздался голос из темноты, но Цепков понял, что спрашивает заместитель секретаря Власов. «Ишь, любопытный какой выискался», — подумал Цепков.

— Никто не согласился, товарищ Власов, никто! Всем надоел уголовный элемент, ещё хлеб для него выпекать. Ведь почти все домохозяйства обнесли эти уголовники. У кого лодку украли, у кого вилы и топоры. Никто не хочет помогать им. Вот завтра начну уговаривать, может, кто и согласится.

— Надо жёстче, товарищ Цепков, жёстче с народом! Слишком мягко вы с ним разговариваете.

— Как могу, так и разговариваю, — огрызнулся Цепков, но тут же сбавил тон: — Там комсомольцы вооружились, ходят, выискивают беглых. Как бы беды не вышло, товарищ Власов!

— Это я дал указание секретарю комсомольской организации вооружиться. Нам нужна боевая группа для безопасности населения.

Власов воодушевился и приготовился к долгой речи, но товарищ Перепелицын, посмотрев тайком на часы, оборвал его:

— Пора заканчивать! Под протоколом подпишитесь, товарищи!

Долго толкались у стола, отпихивая друг друга, стремясь быстрее поставить подпись. Злосчастный протокол толком никто не прочитал. И Цепков не стал читать. Ему было некогда, он ещё хотел забежать к Настасье. Уже в дверях Цепкова настиг Перепелицын и схватил за ремень.

— Ты там не перестарайся, Цепков! Помнишь, о чём я тебе говорил?

— Помню, товарищ секретарь районного комитета! Чего же не помнить-то? Всё будет сделано, как требуют партия и правительство!

Товарищ Перепелицын нехотя отпустил ремень, видимо, сомневаясь в способностях Цепкова, но тот помахал поднятым вверх кулаком.

Дойдя до гостиницы, Цепков заглянул в окно комнаты, где ночевал Колубаев. В комнате никого не было. Цепков обогнул дом и ворвался к Настасье.

— Эй, как там тебя, где приезжий?

— Настасья я, —