дощечек и уложить их на балки. Но вечером, к приезду Казаряна, он заявился, что называется «на бровях», и, несмотря на порицание мужиков, уйти с дачи отказался. Тут подкатил и Казарян. Женька к нему. Казарян слышит, что от того за версту несет, разговаривать с ним не хочет, но Женька знай свое трубит:

— Теплица нормальная? Нормальная. Дайте нам на доме крышу поставить.

Казарян ни в какую.

— Иди, Женя, выспись, — говорит, — потом с тобой разговаривать буду.

Но Женьке на все наплевать — он себя чувствует профессионалом.

— Мы сможем сделать крышу, — насел опять на Казаряна. А язык заплетается, глаза затуманены.

Казарян вспылил:

— Ни хрена ты у меня не получишь! Тут вся Москва на ушах стоит, рубль к чертям собачьим сиганул, а он мне про работу! Не будет вам никакой работы, пока не выровняется все. Мне что же сейчас прикажешь, деньги на ветер швырять? Иди, проспись!

Сел, раззадоренный, в свой «джип» и уехал. Мужики озлобленно набросились на товарища:

— Ты что, дурак, сделал? Он же нам работу давал!

Женька презрительно фыркнул:

— Да ну работу? Яку работу? Травку щипать? Да я сам могу здесь работу найти и без него, без армянина этого.

— Так найди, — озлобились не на шутку мужики, — ты ж у нас бригадир!

— Э-э, хлопци, як вы заговорылы. А сами не можете ничого знайты? Сами!

— Погоди, погоди, Евгений, не гони! — оборвал его Саленко. — Взялся за гуж, не говори, что не дюж. Захотел бригадирствовать, найди нам, будь добр, работу, договорись об оплате, а мы уж все сделаем, об этом не волнуйся!

— А, вон вы куда гнете! Если на то пошло, я и без вас обойдусь, один себе работу найду, вы мне не нужны! — бросил Женька и побрел обратно к Ирме, где ночевал уже третью ночь.

— Да, не будет с ним никакого дела, — в отчаянии махнул ему вслед Саленко, и Бражко поддержал его: каждого из них дома ждала работа и хозяйство.

— Раз леса нет, надо ехать обратно, — решили оба и этим же вечером стали собираться обратно на родину.

Казарян утром только утвердил их в верности принятого решения. Ситуация в стране еще больше обострилась. Инфляция на глазах сжирала не только продукты, но и все запасы капитала.

Приезд Резника оказался как нельзя кстати. За три дня в Косалме он один заработал втрое больше, чем они здесь впятером, включая Суворова. Но так как он работал на бригаду, ему пришлось разделить заработок на всех.

Уезжало только двое. Женька сразу же заявил, что пока две тысячи долларов у него в кармане не появится, домой он не вернется. Снова надумал ехать в Иркутск, откуда в прошлом году «мешок денег привез» и где его примут не так, как здесь принимают. Однако до Иркутска тех денег, что у него оставались, не хватало. Протрезвев, он выловил на даче армянина и, пообещав отработать, выпросил у того рублей пятьсот для жены и детей. Деньги отдал Саленко.

— Передай моей, пусть не обижается и злым словом не вспоминает. Как заработаю достаточно, обязательно вернусь.

А пока перебрался на постой к Ирме.

Малой на родину тоже не спешил. Семья его там не ждала, родная деревня наскучила. Он-то, собственно говоря, и поехал на заработки только чтобы развеяться. Дома у него была и нормальная работа и достаточный заработок на лесопилке. Но за двадцать два года он практически — не считая службы в армии — никуда дальше района не выезжал, поэтому с радостью ухватился за предложение Женьки махнуть в Карелию, тем более что жил у самого подножья Карпат и что такое лесоповал знал не понаслышке. В его селе только лесом и жили.

Не было смысла уезжать и Виктору: работой в паре со Степаном он на какое-то время обеспечен. Хотелось, конечно, и ему домой, но как вернуться без денег? Ведь там, дома — никаких надежд на трудоустройство, и ждать помощи неоткуда. Никто, к кому бы он ни обращался, не могли или не хотели ему помочь. У одного там «своя компания», у другого: «я, может быть, сам останусь без работы», а третий снобистски цедил сквозь зубы: «Ну, если у тебя есть штука баксов»…

Вечером Саленко снова затянул на прощание «Ой у гори два дубкы», звучащее теперь бодрее, чем обычно в его устах перед скорой дорогой домой.

37

Утром Резник, Малой и Женька неловко расстались со своими друзьями. Резнику было немного завидно их отъезду. Когда это он поедет домой, думалось ему с горечи, когда он вел их до калитки.

Рейсовый не опоздал, подошел ровно в семь, точно по расписанию. Саленко и Бражко влезли в него, помахали в окно на прощание. И — укатили.

Оставаться у Пашкина Виктору не хотелось. Тем паче было, где устроиться на время: Казарян оставил ему ключ от сарая во дворе своей строящейся дачи.

— Поможешь мне перенести вещи? — попросил Виктор Николая. Тот охотно согласился.

Сарай оказался вполне пригодным для жилья. Здесь хранился инструмент, был свет, электропечь, кухонный стол, небольшие диванные складывающиеся матрасы и обогреватель. Николай помог и с обустройством. На втором ярусе под высоким скатом крыши соорудили нечто вроде мансарды. В полный рост тут не встать, но забраться, не особо разгибаясь, и вытянуться на диванных подушках можно.

Из листов ДВП Виктор вырезал боковую и торцевую стены для своей «голубятни», застелил в ней дощатый пол, обшил потолок. Протянул сюда шнур с патроном, закрепил на стене, ввернул лампочку — вот тебе и светильник, можно почитать перед сном. На вход навесил полог из найденного в сарае старого байкового одеяла, щели и дыры от сквозняков законопатил мягкой неколющейся финской ватой. Застелил диванные подушки. Благодать!

Утром, как договорились накануне, пришел Николай — решили просить Михалыча найти какую-нибудь работу и для него. Позавтракали вместе (Виктор успел сварить суп), тут и Степан подъехал, поначалу он заглянул на фирму, договорился с Казаряном насчет экскаватора и предупредил экскаваторщика, чтобы приехал в Лехнаволок не позднее двенадцати.

— Здесь