Шум за спиной заставил Чопру обернуться. Створки высокого окна были распахнуты, вместе с порывом ветра в комнату ворвался дождь. Наяк исчез.

Ашок, однако, не двинулся с места.

– Не делай этого, – тихо проговорил он. – Ты ничего не добьешься. Наяк долгие годы набивал деньгами нужные карманы. Даже если ты его арестуешь, за решеткой он никогда не окажется.

– Во мне больше веры, чем в тебе, Ашок. В нашей стране еще остались порядочные люди.

Чопра выбежал сквозь распахнутое окно в сад. И сразу же вымок до нитки. С небес на землю низвергались мощные потоки воды. Он едва различал, что творится в метре от него. И места этого, в отличие от Наяка, не знал. Как он вообще собирается его здесь ловить?

Чопра поспешил вперед.

Внезапно из темноты вынырнул какой-то силуэт, и Чопра инстинктивно пальнул в него. Присмотрелся повнимательнее. Это оказалась гипсовая статуя вставшей на дыбы винторогой антилопы.

Чопра, тяжело дыша, побежал дальше. Он чувствовал, как колотится сердце в груди. Но сейчас ему было не до того.

Он миновал еще одну статую. Потом споткнулся и полетел вперед… в воду.

Ничего не разбирая вокруг, он забился, словно утопающий. Вода доходила ему до пояса, ноги скользили по илистой поверхности.

Это был пруд.

Вновь потеряв опору, он упал и чуть не захлебнулся, погрузившись в мутную воду с головой. Прямо у него перед носом проскользнула какая-то тень, затем еще одна. Рыбы!

Чопра постарался встать на ноги, а затем побрел вперед, по-прежнему сжимая в руке револьвер. Дойдя до края пруда, он вздохнул с облегчением и начал карабкаться по берегу, пока не дополз на четвереньках до бетонного бортика водоема. На мгновение он замер, переводя дух: илистая вода стекала у него по лицу, дождь барабанил по спине, словно кулачки разъяренной женщины…

Вдруг из тьмы показалась чья-то нога, и Чопра получил крепкий пинок по ребрам. Он опрокинулся на спину, на секунду-другую у него перехватило дыхание. Дождь заливал глаза. Он попытался подняться, но что-то ударило его в живот. Это был наконечник трости Наяка. Чопра скрючился, хватая ртом воздух. На глазах у него выступили слезы, которые тут же смешались с дождем. Револьвер выскользнул из руки. Но он этого даже не заметил: для него не существовало ничего, кроме резкой парализующей боли и отдающихся в ушах оглушительных ударов сердца. Неужели это новый сердечный приступ?..

Внезапно Чопра перенесся обратно в полицейский участок: он стоял посреди комнаты для допросов, и из-под потолка, сквозь ржавые прутья вмонтированной в беленую стену решетки падали яркие солнечные лучи.

Он допрашивал человека, которого Рангвалла задержал по обвинению в нарушении общественного порядка. Человек этот, утверждавший, будто он новое воплощение почившего миллиардера, гуру Сатьи Саи-бабы, встал посреди рынка Чакалы и невозмутимо сообщил пораженной публике, что под рынком закопана тонна золота из его хранилищ.

Не прошло и часа, как предприимчивые местные жители принялись копать. Они расширяли зону поиска до тех пор, пока соседние улицы, изрезанные траншеями и оглашаемые автомобильными сигналами, не начали напоминать поле боя.

Чопра обрабатывал смутьяна, пытаясь разобраться, кто перед ним – жулик или просто сумасшедший, – как вдруг грудь его пронзила острая боль, потом еще раз и еще. Мир вокруг замедлился.

Чопра повернул голову, чтобы посмотреть на Рангваллу. И ему показалось, что движение это заняло годы. Рука его непроизвольно поднялась и сжала ткань рубашки, словно в попытке приглушить раскаты грохочущего под ребрами грома… а потом он падал, падал, падал…

Первым, что он увидел, придя в себя, было лицо Поппи. Он вспомнил то чувство теплоты, которое охватило его, когда любимая жена опустила на него заплаканный взгляд.

– Сердечный приступ! – укорила она. – Ну кто тебе давал разрешение на сердечный приступ?

Он открыл глаза и сквозь завесу дождя разглядел склонившегося над ним Наяка. Наяк нагнулся, встав на одно колено. В руке он держал револьвер Чопры.

– Ты доставил мне очень много хлопот, – Наяк говорил громко, почти кричал, чтобы его можно было услышать сквозь шум дождя. – Честный человек в бесчестном городе. Вот почему я никогда не хотел с тобой связываться. Я сразу сказал Ашоку – еще когда мы только начинали работать вместе и собирали силы, – что тебя к делу подключить не удастся. Десять миллионов, сто миллионов… Говорят, у каждого есть своя цена. Но с такими, как ты, речь можно вести лишь об одной сумме – о стоимости ваших собственных похорон.

Наяк поднялся. И направил дуло револьвера в грудь своему противнику. Чопра чувствовал, что гул сердцебиения в ушах постепенно стихает. Внезапно он подумал о Поппи. О Поппи, которая поддерживала его в радости и в горе. О Поппи и ее бесконечной борьбе против притеснений и тирании. Ее панической боязни тараканов, привычке кусать от волнения губы, стремлении набить квартиру новомодным барахлом, которое, по уверению ее любимых журналов, совершенно необходимо было иметь в доме. О ее чудесных блинчиках доса; о том, как она массировала ему плечи, когда знала, что он устал, и при этом безостановочно ворчала, расписывая ему очередную выходку миссис Субраманиум; как на протяжении всех этих долгих лет шептала ему на ухо в ночь годовщины свадьбы о том, что она благодарна богу, который свел их вместе, ибо представить себе не может жизни с другим мужчиной. Он подумал о своей дорогой Поппи.

У него даже не будет возможности проститься с ней. После двадцати четырех лет примерной супружеской жизни судьба отказывает ему в этом. «Карма, – подумал он, – такова карма».

Чопра на секунду прикрыл и снова открыл глаза. Он видел нависающего над собой Наяка, хотя черты его лица едва просматривались сквозь пелену дождя. Чопра снова моргнул. Наставленное на него дуло револьвера было неподвижно, словно взгляд кобры… Снова мгновение темноты под опущенными веками… и Наяк пропал… еще мгновение темноты… и внезапно – секундное видение… Наяк кувыркается в воздухе.

Король преступного мира с громким хрустом врезался головой в бетонный бортик водоема. Затем с шумом ухнул во взбаламученную воду. И почти сразу исчез с поверхности.

Чопра приподнялся на локтях. Ребра пронзила накатившая волной боль; мир перед глазами закружился каруселью; подступила дурнота. Капли дождя выбивали из плитки, уложенной вокруг пруда, симфонию шквального обстрела и с такой силой долбили по темени, что волосы облепили голову, точно приклеенные.

Он почувствовал, как щеки его коснулось что-то теплое, и обернулся. Ганеша влажно фыркнул, а затем вновь начал аккуратно тыкаться хоботом ему в лицо, будто проверяя, что хозяин по-прежнему цел и на части не разваливается.

Чопра собрался с силами и поднялся на колени. Держась одной рукой за грудь, посмотрел в сторону пруда.

Наяк, лежа лицом вниз, покачивался на воде.

Соскользнув в пруд, Чопра