Кусаю губы, загружаю в машину кофейные зерна. В итоге не выдерживаю. Щелкаю на пару кнопок и, пока крепкая арабика варится, спрашиваю:

– Миша…

– М?

– Ты так и не ответил, это твоя квартира?

– Это так принципиально важно?

– Ты хотел поговорить конструктивно, – бросаю взгляд с немым укором, – а сам увиливаешь от ответов.

Румянцевский внук хмыкает:

– Подловила. Один-ноль, принцесса.

– Так что?

– Моя.

– Оу, правда?

– Это мы с тобой уже проходили. Разве я тебе когда-нибудь врал?

– Ну, – ухмыляюсь, – было дело.

– Это дело было для дела. Кто ж знал, что ты такая упертая, – ворчит дикарь, который в данный момент совсем не дикарь. Ну, только если в самом хорошем смысле. Возбуждающий все девичьи фантазии.

– Разве это плохо?

– Что? Твоя упертость?

– Мхм, – разворачиваюсь, подпирая попой кухонный гарнитур.

Миша умело подкидывает блин на блиннице, переворачивая. И только потом отвечает:

– Наоборот. Упертость – одна из тех черт в характере людей, что я ценю, Милка.

Сложно, услышав такое, не начать улыбаться.

– А еще какие?

– Целеустремленность.

– Еще…

– Честность.

– М, еще?

– Умение молчать, может быть?

– Это что, намек? Ты только что назвал меня болтливой?!

Миша пожимает плечами, скидывая блин с блинницы на блюдо. В общую, румяную, аппетитную стопочку. Улыбается хитро. Я возмущенно пыхчу:

– Я не болтливая! – пихая локотком его в бок. – Я просто любопытная, чтобы ты знал.

– Скорей пытливая, – смеется и обнимает меня за плечи Миша, притягивая к себе.

Я обиженно дую губы. Он чмокает меня в макушку:

– Завтрак готов.

– Что поделать, – бурчу я, выворачиваясь из его захвата, – если из тебя информацию приходится доставать по крупицам. И исключительно под пытками или под хмелем. Вот тебя ни пытливым, ни болтливым точно не назовешь.

– Издержки профессии. Давай за стол. Я жутко голодный! – говорит это, одаривая меня таким откровенным и жарким взглядом, что приходится сильно усомниться в том, что подобный “голод” в силе утолить простые блины и кофе. Разве что КАМАЗ блинов!

Завтрак мы уплетаем молча. Уж не знаю, почему молчит Миша, но у меня неожиданно кусок в горло не лезет. Хотя приготовленные Михаилом блинчики едва ли не самые вкусные, что я пробовала в своей жизни. Но…

Я кручу в руках чашку с кофе. Грею о нее ладони. И наблюдаю за мужчиной. Хочется верить, что украдкой и ненавязчиво. Хотя то и дело ловлю на себе его взгляд. В голове творится настоящий ураган из мыслей и сомнений. Что, как, зачем и почему? И так бесконечно. По кругу!

Я не понимаю, зачем он приехал. Но понимаю, что не хочу, чтобы он уезжал. Я не понимаю, к чему нас все это приведет. Но вполне отдаю себе отчет в том, что с каждым вздохом и взглядом утопаю в своих чувствах все глубже, и глубже, и глубже…

Это пугает. Нет, не так. Мне страшно! Для Михаила бросить матери: я на ней женюсь – как нечего делать! Будто он каждый день бросается словами о свадьбе. Будто для него это все шутка. Для меня же это может стать огромной проблемой. Вылиться в разбитое сердце.

Порой он до дрожи пугает меня своей сдержанностью. А временами я совершенно теряюсь, когда он начинает говорить прямо и без увиливаний. Вот как сегодня утром! Решительно берет в оборот и прет напролом, как танк! Я не понимаю его. Я теряюсь рядом с ним. Я чувствую себя маленькой, слабенькой и глупенькой девочкой! Я… похоже, и правда влюбилась. И что теперь с этим делать, я не понимаю…

Ровно до тех пор, пока не открываю рот, чтобы снова спросить Мишу, зачем он приехал в Москву. Когда он меня опережает, заявляя:

– Какое время года предпочитаешь для свадьбы? Осень? Зима? Можно весной, но до нее далеко. Я так долго ждать не готов. В принципе, мы успеем расписаться еще и этим летом. Как думаешь?

Миша

Милка растерянно хлопает глазами.

Я откидываюсь на спинку стула.

Медленно-медленно в голове принцессы происходит удивительная трансформация. Клянусь! Это тот случай, когда я вижу, как в мозгу человека крутятся шестеренки. А когда до нее доходит смысл моего вопроса, девчонка охает:

– Ты с ума сошел? Какая свадьба?

– Как “какая”? Пышная и с размахом. Ресторан, букет, друзья-родня. В общем, как у всех.

– Но я не хочу, как у всех!

– Уговорила, давай, не как у всех, – пожимаю плечами.

– То есть я вообще не хочу никакой свадьбы! – встрепенувшись, вскрикивает Милка.

Я же, гад такой, не могу удержаться и подкалываю:

– Ну, хорошо, тогда просто распишемся?

– Миша! – округляет в ужасе глаза Милка.

– Что не так?

– Ты ведь несерьезно?

Отчего же? Очень даже серьезно. Поэтому на вопрос Милки только пожимаю плечами и хватаюсь за кружку, делая глоток кофе, не отпуская ее взгляда.

Серьезней, чем сейчас я, пожалуй, не был даже тогда, когда делал предложение Ирке. Там вообще все случилось быстро и “по залету”, как модно сейчас говорить. Мы были молодые, наивные и откровенно тупые. Мне хотелось женской ласки. Ире легкой жизни и командировочного мужа. У меня не хватило мозгов предотвратить ее беременность. У нее не хватило мозгов сказать мне “нет”. Нет, я ни капли не жалею о прошлом. Тот брак дал мне сына. Пусть раздолбая, но моего сына. И бесценный опыт. Общения с женщиной-потребителем.

А с Милкой, как никогда, хочется сделать все последовательно и правильно. Пошагово. Все – в плане организации семейной жизни! Роспись, свадьба, медовый месяц и только потом дети. А не в плане интима. Ей богу, мне тридцать пять! Без секса до свадьбы я точно не дотяну. В моем возрасте воздержание вредно для здоровья. Яйца уже бантиками скручиваются от того, как “хочу не могу”. Ее и только ее. А она то трусливо сбегает, то по пьяни отключается.

Мила-Мила…

– Миша, мы же совершенно не знаем друг друга.

– Ты меня не знаешь? – заламываю бровь. – Ты от деда получила полное досье, да и я