Говорить парень смог только минуты через две, выдавив, глядя на гримасничающего жирного мужчину:

— Хорошая шутка.

— Шутка? — с трудом сдерживая смех, поинтересовался шах.

— Вряд ли у твоей сестры мужской пол, а его выдает кадык…

Аббас не выдержал. Засмеялся.

Несколькими секундами спустя к его смеху добавился женский. Звонкий такой, молодой. И следом появилась она — Шахрабано. Оттуда же, откуда и этот, как позже выяснилось, евнух.

Алексей оправил одежду.

Выпрямил спину.

Смахнул обильно выступивший пот и подошел ближе.

Она шаловливо усмехнулась, отступив на шаг назад. Внимательно его разглядывая крайне любопытным взглядом, поверх полупрозрачной ткани, закрывавшую ей нижнюю часть лица. Символически. Так-то все отлично было видно.

Выглядела она действительно неплохо. Во всяком случае на вкус Алексея Петровича. Стройные «песочные часы» фигуры дополнялись очень хорошей пластикой движений, выдававшей гаремное воспитание. Треугольное лицо с тонкими чертами, миндалевидными глазами и небольшим ртом выглядело достаточно изящным и приятным глазу. Особенно в сочетании с кудрявыми волосами. На взгляд царевича образ немного портили только густые брови. Но не сильно. По «расцветке» все оказалось ожидаемо. Черные волосы и темно-карие глаза на фоне достаточно светлой кожи легкого оливкового оттенка. Было видно — девушку тщательно оберегают от прямых солнечных лучей, но северной белизны ей, конечно, не получить.

С огромным трудом собирая материалы по Шахрабано, Алексей за несколько лет так и не смог прояснить ее облик. Сведения поступали противоречивые. Возможно специально. И единственное, что он сумел твердо усвоить — это цвета волос, глаз и кожи. Просто в силу того, что такие же наблюдались у всех ее родственников. Ну хорошо, у большинства. В остальном же он даже не смог выяснить рост и комплекцию. Хотя бы в общих чертах. Поэтому так близко к сердцу толстяка и принял. Ожидал. Ведь что подобное технически было возможно…

Особняком стояло чувство юмора.

Оно у девушки явно присутствовало. Неизвестно — сама она эту шутку выдумала или кто надоумил, но разыграла его она славно. Зло. Это да. Но юмор говорил об интеллекте. Впрочем, слишком уж жестокой получилась шутка. Царевич вполне натурально чуть не преставился от удара. С такой озорницей нужно держать ухо востро…

[1] В данном случае применялась достаточно банальная технология. Одежда аккуратно укладывалась так, чтобы не помялась. Потом на нее надевался чехол из бумаги. Потом еще один. И еще. Последний — третий — был пропитан воском и после надевания запаивался тем же самым воском. А внутрь укладывались благовония, чтобы одежда пахла приятно. И в таком виде ее укладывали в сундуки. Что разом решало массу проблем, связанных с сыростью, насекомыми, запахами, пылью и прочими пакостями.

Часть 2

Глава 7

1709 год, август, 19. Где-то в степи — Версаль — дельта Волги

Тауке-хан Казакской орды[1] мрачно уставился на собеседников. Тоже весьма безрадостных. Его владения переживали не лучшие времена. Уже которое десятилетие на них давили джунгары. Сильно давили. Так, что регулярно наносили тяжелые поражения, вынуждая уступать им территорию. А теперь еще и эта новость… мрачная донельзя.

О том, что наследника России по прошлому году кто-то похищал он слышал. Правда далеко уйти не удалось. Пришлось бросить. Но ведь смогли! Ведь сумели!

Тогда многие из его окружения смеялись. Дескать, глупый мальчик сунулся в степь. И хорошо верные отцу башкиры отбили несмышленого юнца.

Хан не смеялся.

Он прекрасно знал о том, какая репутация была у этого «глупого мальчика». Слухи до него, конечно, доходили искаженные. Однако даже их хватало, чтобы понять многое. И он, зная о том, как царевич уже проявил себя, на полном серьезе опасался, как бы этот смех ближнего круга хана, не отлился бы им всем кровавыми слезами. И ему тоже.

Но время шло.

Почти год минул. Он даже почти поверил, что обошлось.

Но нет.

Пришло подтверждение его самых страшных опасений. «Глупый мальчик» ничего не забыл, ничего не простил и не совершал поспешных действий. Отчего тошно становилось еще сильнее.

Что, собственно, произошло?

В глубине владений Тауке-хана, аж в трех днях пути от пограничья, на торговый караван было совершено нападение. Бывает. Лихих людей в степи много и, казалось, что можно отмахнуться. Но не в этот раз… Потому как на караван совершили нападение регулярные войска России. И не с целью грабежа, а дабы захватить в плен отряд, что его защищал, сопровождая. Тех самых проказников, что отличились на реке Белой с захватом Алексея Петровича.

Их довезли до Уфы.

Тщательно допросили. Вдумчиво. После чего казнили то, что от них осталось, разорвав лошадьми при скоплении народа. То есть, публично. О чем хану и сообщил торговец, вернувшийся из Уфы со своими товарами. Их не забрали. Его никто не грабил. Эта вся операция была нацелена только на одно — наказание участников покушения. Открыто и демонстративно, так что теперь вся степь до самых маньчжуров о том судачить будет. Да еще с помощью особенно жуткой и очень мучительной смерти.

В принципе ребята сами виноваты. Дважды. Сначала из-за того, что приняли участие в этой глупой выходке с похищением, а потом догадавшись приблизиться к русскому пограничью. Так что, если бы на этом все закончилось, хан бы закрыл глаза и проигнорировал ситуацию. Но нет. Такой возможности ему не оставили, ибо торговец передал письмо, в котором от хана требовали выдать тех, кто это покушение организовал.

Не ругать. Не искать. Не самолично наказывать.

Нет.

Просто выдать. С поименным списком, дабы ничего не напутали…

— Может сдать их? — задумчиво произнес один из ближайших сподвижников Тауке-хана.

— Ты прекрасно понимаешь, что это выполнить невозможно! — воскликнул второй советник.

— Иначе война. Нам нужна еще одна война? Джунгаров мало?

— Русские не станут воевать с нами.

— А если станут?

— Основные их силы очень далеко. Здесь на наших границах только башкиры да калмыки. А от них даст Аллах отобьемся. Благо, что с башкирами у нас хорошие отношения и сильно стараться они не станут. А у калмык значимых сил и нету.

— В нападении на караван участвовали карабинеры, прибывшие издалека. Очень издалека. — заметил сам хан. — И их было довольно много. Купец сказал о четырех полковниках.

— Но этих людей нельзя сдавать!

— Знаю! — буркнул Тауке, прекрасно понимавший, что этим поступком он спровоцирует Гражданскую войну. Впрочем, отказ вел к еще большей трагедии