Шрифт:
Закладка:
– В каком смысле? – удивляется подруга.
– В прямом. Устройства для переноски личных вещей.
– Е-есть…
– А собрать их долго?
– Панов, что у тебя на уме?!
– Совместная жизнь у меня дома, – я смотрю прямо в расширяющиеся зрачки Ани. – Я хочу, чтобы ты жила вместе со мной.
Этот сильный ход производит неизгладимое впечатление на семейство Азимовых. Аня хлопает глазами, ее мама начинает «кудахтать» и суетиться. Один профессор спокоен как танк.
– Серьезное жизненное решение, молодые люди. Но препятствовать не буду, думаю, дочери будет даже полезно узнать, что такое домашнее хозяйство и чем заправляют борщ.
– Сметаной, – хмыкает Аня, внимательно на меня смотрит, кивает сама себе. После чего молча уходит собирать вещи. А я остаюсь рассказывать Александру Иосифовичу и его жене, в каких условиях будет жить дочка.
– Двухуровневый пентхаус на крыше, – вру я, не краснея. – Две раздельные ванные комнаты с джакузи.
– С чем?!
– Джакузи. Такая ванна с пузырьками.
Семейство Азимовых отпускает, они весело смеются. Чувство юмора – наше всё. Я чувствую, что сделал самое правильное решение в своей жизни.
* * *
Что-то стряслось в датском королевстве. Страшное и ужасное. Сижу на работе, никого не трогаю, медитирую на диванчике в холле. Вдруг встревоженный возглас диспетчера: «Доктор Геворкян, немедленно зайдите к главному врачу!» Авис Акопович молодой ланью промчался по коридору и скрылся в начальственном кабинете. Только для того, чтобы через десять секунд выскочить оттуда крайне встревоженным.
– Быстро, Панов, срочный вызов!
Я забежал в ординаторскую, схватил наш чемодан и помчался вниз по лестнице. За мной затопал Валентин Ильич. Только в машине доктор сообщил нам маршрут:
– Едем на Кутузовский, к самому.
Один я оказался тормозом и секунды три пытался понять, кто это такой грозный нас ждет в конце. Потом только дошло.
– А мы почему? Вроде контингент… – начал я.
– Вот, можете дотянуться и посмотреть на виновника торжества, – ткнул он пальцем в зеркало заднего вида. – Искали именно вас.
Я промолчал. Нечего распространяться, кого я знаю из звездного семейства. Прикинул только, всё ли есть из спасательного набора, если Галя опять в запой подалась. На месте будет видно. В конце концов, у небожителей всё так же, как и у остальных. Включая отходы жизнедеятельности.
На въезде во двор нас не останавливали, водила только приостановился на секунду, на посту махнули рукой, мол, поезжай дальше. У пятого подъезда зато встретили, фамилии уточнили, в салон заглянули. Вот так будет клиент загибаться, а «скорая» на пороге топтаться, пока им задницу не обследуют.
Наконец, мы попали в лифт, естественно, с сопровождающим, и поехали на пятый этаж. Вот она, квартира девяносто один, где и живет Ильич Второй. Или Леонид Первый, кому как больше нравится. На лестничной площадке еще один пост охраны. Блин, да тут даже «Машка шлюха» на стене не напишешь! Не говоря уже о дежурной закопченной ложке, торчащей где-нибудь у лифта. Впрочем, такого добра сейчас во всей стране не найти.
Вот эта приземистая пожилая женщина, наверное, домработница. К вождям любят таких набирать: с простыми лицами, отсутствием фигуры и без лишних запросов. Чтобы не думали, а работали. Хотя… Перед прислугой охрана так не тянется. Пардоньте, ошибочка вышла. Это же Первая Леди наша, Виктория Петровна!
Квартира, кстати, обычная, безо всяких колонн и золотой лепнины. Прихожая широкая, потолки высокие, так в начальственных домах это норма жизни. Брежнева-старшая скомандовала: «Пойдемте», и мы отправились по длинному коридору. Судя по его длине, мы уже в четвертом подъезде. Что-то я такое слышал, вроде объединяли квартиры. По факту получилась коммуналка-люкс.
– Галя, доченька, приехали врачи, – объявила нас Виктория Петровна.
– Ой, Андрюша, хорошо, что приехал, – не обращая никакого внимания на сопровождающих меня лиц, сказала принцесса. – Что-то со мной такое… Я же после того раза завязала, а сегодня к маме заехала, а она говорит, я сознание потеряла, – и она заплакала, шумно всхлипывая и вытирая слезы рукой.
Я приглядываюсь к Брежневой. Обмороки и ноги не держат? Походу, у дочурки бровеносца алкогольная энцефалопатия. В дальнейшем может подключиться полинейропатия того же происхождения, в результате которой пациент иногда утрачивает возможность ходить вообще.
– Сейчас, Галина Леонидовна, вас доктор посмотрит, – попытался я ее успокоить.
Она наконец нашла носовой платок и вытерла лицо.
– А ты?
– Я здесь, рядом.
Геворкян, конечно, красавчик. Каждый раз наблюдаю, как он осматривает пациентов, и диву даюсь. Ничего не пропустит, всё попальпирует, постучит, послушает. На кафедре пропедевтики, где этим вещам учат, мог бы мастер-классы показывать. И рефлексы проверит, и еще раз через время вернется. Да, понятно, времени у него больше, чем у загнанного вызовами и бесконечным приемом участкового терапевта. Но само отношение…
– Ну что же, учитывая… анамнез, – при этом доктор обращался не к пациентке, а ее маме, стоящей неподалеку и совершенно по-простонародному мнущей в руках носовой платок, – я бы рекомендовал госпитализацию для наблюдения. В неврологию. Необходимо более глубокое обследование с участием узких специалистов, которые обеспечат подбор терапии, которая позволит избежать подобных… эксцессов в будущем.
Вот последнюю фразу надо бы как-нибудь записать на диктофон и потренироваться самому говорить с этой же интонацией. Ни один артист, даже самый гениальный, с такой убедительностью не сможет произнести подобное. Вот прямо-таки хочется встать и поклониться. Как любят писать низкопробные журнализды, кто бы то ни было с большой буквы. У нас – врач.
Но Виктория Петровна, наверное, имела приобретенный иммунитет к подобным фразам.
– Это может повториться?
– Мы инъекцию для профилактики сделаем, но я…
– Послушайте, – в голосе Брежневой-старшей прорезались генеральские нотки. – Я задала четкий вопрос.
– Вероятность мала, но так как случай первый, надо обследовать детальнее и как можно быстрее, – не сдавался Геворкян. – Я настаиваю на госпитализации!
– Ладно, поедем в ЦКБ, – сдалась Виктория Петровна. – Галя, тебе помочь собраться?
– Я сама.
Ну, встречайте артистов второго плана, фельдшеров количеством два человека. Про укольчик говорили? А не сделали. Непорядок! Так что заголяем ягодицу и вводим магния сульфат. Предварительно погрев ампулу в руках, конечно. Мы же не садисты. Тут хоть и есть куда всасываться, а рисковать не стоит. Получить клеймо автора постинъекционного абсцесса у дочери генсека не очень-то хочется.
Уже в машине, когда мы ехали по Кутузовскому, Галя, лежавшая на носилках, поманила меня пальцем. Я наклонил голову, и она довольно громко прошептала:
– Андрюша, меня в какое отделение?
– В неврологию, Галина Леонидовна.
– Сколько раз тебе говорила так меня не называть!
– Но я на работе, по-другому никак.
– Ты мне коньячку купить можешь? Маленькую бутылочку? Я бы вечером в чаёк добавляла, чтобы спалось получше.
Краем глаза я заметил