— Смысл школы не в том, чтобы обеспечивать работой служащих. Я понимаю, что вы провели с Филчем больше времени, чем с любым учеником, но переживания Филча не должны из-за этого становиться для вас важнее. У учеников тоже есть чувства.

— Тебя это совсем не заботит, да, Гарри? — тихо спросил Дамблдор. — Судьбы тех, кто пострадал по твоей вине?

— Я забочусь о невинных, — ответил Гарри. — Например, о мистере Хагриде. Как вы могли заметить, я выступал за то, чтобы рассматривать его действия как небрежность, а не злой умысел. Меня вполне устраивает, что мистер Хагрид здесь работает, если он не поведёт кого-нибудь в Запретный лес снова.

— Я думал, что теперь, когда Рубеус оправдан, он мог бы учить Уходу за волшебными существами после того, как Сильванус уйдёт в отставку. Но большая часть обучения проходит в Запретном лесу. И теперь, в результате твоих действий, Рубеусу не суждено стать учителем.

— Но... вы сами сказали, что у мистера Хагрида слепое пятно в том, что касается волшебных существ, опасных для волшебников. Что на этой почве у мистера Хагрида когнитивное искажение, и он в самом деле не мог представить, что Драко и Трейси пострадают, поэтому не видел ничего плохого в том, чтобы оставить их одних в Запретном лесу. Это неправда?

— Это правда.

— Но разве тогда мистер Хагрид не будет худшим учителем по Уходу за волшебными существами из всех возможных?

Старый волшебник пристально посмотрел на Гарри сквозь очки-полумесяцы и хрипло произнёс:

— Даже мистер Малфой не заметил ничего плохого. Нет ничего удивительного в том, что кто-то купился на игру Аргуса. А Рубеус мог бы дорасти до этой должности. Это было... всё, что он хотел, его самая большая мечта...

Гарри уставился на свои колени. Накатившая на него усталость оценивалась как минимум в десять процентов от максимальной, которую он когда-либо испытывал.

— Ваша ошибка заключается в когнитивном искажении, которое мы называем «пренебрежение масштабом». Неспособности умножать. Вы думаете о том, как счастлив будет мистер Хагрид, когда узнает эту новость. Представьте будущие десять лет и тысячи учеников, занимающихся Уходом за волшебными существами, десять процентов которых заработают ожог от огневиц. Никто из учеников не пострадает настолько, насколько будет счастлив мистер Хагрид, но при этом получится сотня пострадавших учеников и лишь один счастливый учитель.

— Возможно, — ответил старый волшебник. — А твоя ошибка, Гарри, в том, что во время своего умножения ты не чувствуешь боли тех, кого ранишь.

— Может быть, — Гарри по-прежнему смотрел на свои колени. — Может быть, всё ещё хуже. Директор, если меня невзлюбил кентавр, что это значит?

Что это значит, когда представитель расы магических существ, известных своим даром прорицания, читает тебе лекцию о людях, не задумывающихся о последствиях, извиняется, а затем пытается проткнуть копьём?

— Кентавр? — переспросил директор. — Когда ты... а, Маховик времени. Из-за тебя я не смог вернуться во время до произошедшего. Это бы привело к парадоксу.

— Из-за меня? Наверное, — Гарри отстранённо покачал головой. — Извините.

— За очень редкими исключениями, — сказал Дамблдор, — кентавры вообще не любят волшебников.

— В моём случае всё было несколько более конкретно.

— Что тебе сказал кентавр?

Гарри не ответил.

— А, — помедлил директор. — Кентавры много раз ошибались, а если и есть кто-то, кто способен сбить с толку сами звёзды, то это ты.

Гарри поднял голову и увидел, что голубые глаза за стёклами очков-полумесяцев снова смотрят на него мягко.

— Не стоит об этом слишком переживать, — сказал Альбус Дамблдор.

Глава 102. Забота

3 июня 1992 года.

Профессор Квиррелл был очень болен.

После того как он напился крови единорогов в мае, некоторое время казалось, что ему стало лучше. Но ореол могущества не продержался и дня. К майским идам руки профессора Квиррелла опять дрожали, хотя и едва заметно. Видимо, курс лечения профессора Защиты был прерван слишком рано.

Шесть дней назад, во время обеда, профессору Квирреллу стало плохо.

Мадам Помфри попыталась запретить профессору Квирреллу вести уроки, и профессор наорал на неё при всех. Он кричал, что всё равно умирает и поэтому будет использовать оставшееся время по собственному усмотрению.

В итоге Мадам Помфри, часто моргая, запретила профессору Защиты абсолютно всё, кроме ведения уроков. Она спросила, найдётся ли доброволец, который поможет ей перенести профессора Квиррелла в палату в лазарете Хогвартса. Больше сотни учеников вскочили, и лишь половина из них носила зелёное.

Профессор Защиты больше не сидел за преподавательским столом во время еды. Он не колдовал на уроках. Самые старшие ученики — семикурсники, которые набрали больше всего баллов Квиррелла и уже сдали в мае ТРИТОН по Защите, — помогали ему вести занятия. Они по очереди левитировали его из лазарета в класс и носили ему еду. Профессор Квиррелл проводил занятия по Боевой Магии, не вставая с кресла.

Смотреть, как умирает Гермиона, было гораздо больнее, но в тот раз всё кончилось намного быстрее.

Есть лишь один настоящий Враг.

У Гарри уже появлялась эта мысль — после смерти Гермионы. И теперь, вынужденный день за днём, неделю за неделей наблюдать, как умирает профессор Квиррелл, он уже никуда не мог от неё деться.

Есть лишь один настоящий Враг, с которым я должен встретиться лицом к лицу, — думал Гарри, глядя, как профессор Защиты заваливается на бок в своём кресле, а семикурсник, помогавший с уроками в тот день, подхватывает его. — Всё остальное лишь тени и помехи.

Гарри снова и снова прокручивал в голове пророчество Трелони, размышляя, что, быть может, настоящий Тёмный Лорд вообще не имеет никакого отношения к Лорду Волдеморту. «Родится у тех, кто трижды бросал ему вызов» было очень похоже на отсылку к братьям Певереллам и трём Дарам Смерти, хотя Гарри не совсем понимал, как Смерть могла пометить его как