— Это моя вина. Я был слишком легкомыслен. — Он взял мою руку и, разжав пальцы, вложил что-то в ладонь. Это оказался мой футляр с серебряными иголками.

— Обнаружив его, я расспросил тамо Сульби, — хрипло проговорил он. — Она рассказала мне о том, что случилось. А заключенные пересказали разговор между тобой и твоим отцом. О том, что ты потеряла из-за меня работу.

Он все еще держал мою руку в своей. Я поспешила высвободиться.

— Вы не виноваты. Ведь я сама попросила тайком провести меня в отделение полиции…

— Но теперь я все сделаю правильно, — сказал он решительно. — Я подготовил отчет для партии старых.

Меня охватил страх:

— Какой отчет…

— Мы еще не добыли убедительных доказательств, но… Я намереваюсь предоставить им всю имеющуюся у нас информацию. А они, в свою очередь, пусть лишат власти командира Сона и вернут тебя на работу.

Я медленно покачала головой. Никто из тех, кто ввязался в дворцовую политику, еще долго не прожил.

— Нет, наыри. Еще не время передавать все партии старых. — Я взяла горячий горшок. — Мне необходимо выяснить еще одну вещь. Это последнее, что я могу сделать для расследования… для вашего отчета. Наследному принцу что-то известно, и я могу выяснить что.

Его брови сошлись на переносице:

— Как…

— Расскажу в следующий раз, наыри. Но вы должны пообещать, что до нашей с вами встречи не станете ничего предпринимать. — Я поклонилась и хотела было уйти, пока Оджин не опомнился и не стал мне возражать. — Если позволите, наыри…

— Хён-а, подожди. — Он протянул ко мне руку, но уронил ее, увидев, что я отвернулась. — Когда все это кончится… — Он впился в меня взглядом — хорошо знакомым мне изучающим и пронзительным взглядом; казалось, он хочет увидеть меня насквозь, словно заметил во мне нечто действительно достойное внимания. — Давай пойдем вместе на праздник фонарей.

Жар разлился у меня в груди, и я моргнула. Мы с ним бывали вместе только на местах преступлений и в нашем «штабе», где обсуждали исключительно трупы и улики. Мысль о том, чтобы пойти куда-то еще — о том, что мы могли бы стать чем-то большим, чем просто партнерами по расследованию, — казалась невозможной. Трудно было представить, что мы с ним — обыкновенные молодые люди, мужчина и женщина, и нас объединяют не только смерти, но и что-то еще.

— Но… почему я? — затаила я дыхание.

Оджин подошел ко мне совсем близко и прошептал:

— Мне нравится быть с тобой.

Я крепче сжала в руках горшок — единственное, что отгораживало меня от него. Он нерешительно провел пальцем по моей щеке. Я перестала дышать, обнаружив, что не могу оторвать взгляда от его глаз. Я забыла о том, кто я есть. Наверное, мы оба с ним забыли об этом, потому что он наклонился и коснулся губами моей щеки.

И отошел от меня столь стремительно, что я засомневалась, а правда ли это произошло.

— Прости, — неуверенно произнес он. — Я не подумал. Такое не повторится.

Сердце у меня колотилось, и казалось, будто где-то в желудке появилась ссадина. Слова отца все еще эхом отдавались у меня в голове, я понимала, что он прав, и от этого мне становилось еще больнее. Я никогда не стану чьей-то великой любовью. Мой удел — поцелуй украдкой, мимолетное мгновение. Я всегда буду чьей-то ошибкой.

— Вы сказали, что я смелая, и я буду вести себя смело, наыри, — сказала я со спокойствием, удивившим меня саму. — Может, в ваших глазах я и простая служанка, но я никогда не стану игрушкой в ваших руках.

— Хён-а, — попытался остановить меня Оджин, потому что я уже повернулась, чтобы уйти. Он в один миг пересек террасу и взял меня за кисть. — Ты не так меня поняла… Игрушка? Неужели ты думаешь, что так мало для меня значишь?

Я опустила ресницы и уставилась на блестящую синеву его шелкового халата. «Он такой же, как я, — услышала я голос отца, прозвучавший столь явственно, словно он стоял рядом со мной. — Может, сейчас Оджин в тебя и влюблен, но потом у него всегда будет кто-то еще. Кто-то более достойный, чем ты».

— Я не могу позволить себе отвлекаться. Не сейчас. — Я тяжело вздохнула. — Слишком многое я уже потеряла, гоняясь за правдой. Простите меня, наыри. Но я не могу позволить вам отвлекать меня и, в свою очередь, не должна отвлекать вас.

На некотором расстоянии от нас кто-то прочистил голос.

Выдернув кисть из руки Оджина, я быстро оглянулась через плечо и увидела госпожу Хегён и мокрую с ног до головы придворную даму, державшую над ней зонт с длинной ручкой. Когда она пришла сюда? И как много видела?

Мой ум лихорадочно работал, и эти животрепещущие вопросы прямо-таки оттолкнули меня от Оджина.

— Мне нужно идти, — сказала я и оставила его одного.

Когда я проходила мимо госпожи Хегён, она прошептала:

— Евнух Им сказал, тебе поручили приготовить лекарство для принца. Ты сделала это?

Предполагалось, что это поручение — тайна, но ее светлость, похоже, совсем не гневалась, что я ей ничего не сказала.

— Да. — Я приподняла горшок. — Ондамтан.

— Иди за мной, — велела она, и я послушно последовала за ней. — Нам надо подготовиться к возвращению принца. Он наверняка будет в плохом настроении.

— Но, моя госпожа, он отправился отдать дань уважения…

— Его высочество уже на пути сюда. — Она посмотрела на меня, глаза ее были полны страха. — Пошел очень сильный дождь. И король обвинил в этом его высочество, сказав, что небеса выказывают свое неудовольствие присутствием принца. И потому принцу — единственному из всех — было приказано уехать.

15

Стоя на террасе под прикрытием изысканных зеленых карнизов, госпожа Хегён высматривала наследного принца. Рядом с ней выстроились в ряд дрожащие от испуга придворные дамы.

Я вошла в резиденцию принца, прошла по пустому коридору и оказалась во внутренних покоях. В руках у меня был поднос, на который я только что поставила пустую чашку и горшок с лекарством. И то и другое было сухим, потому что я шла сюда под одним зонтом с ее светлостью. «Приготовь чашку ондамтана, — приказала она. — Поднеси ее принцу сразу по его возвращении. Мы должны сделать все возможное, чтобы успокоить его высочество, а иначе снова прольется кровь».

Снова.

И тут я начала кое-что понимать: госпожа Хегён уже знала о жестокости принца, о том, что он обезглавил медсестру Хё-ок. Она знала об этом, равно как и три убитые