Шрифт:
Закладка:
Мокрая. И гладкая, без волос.
— Какая ты… — прохрипел Алмазов сдавленно, лаская пальцами нежные и влажные складочки, набухший клитор и самое желанное — вход в её тело. — Невероятная…
— Нам нужно перестать, — дрожа, прошептала Оксана, но эти слова расходились с делом — потому что она сильнее раздвигала ноги и двигала бёдрами, насаживаясь на пальцы Михаила. — Это… всё… неправильно…
Его душа была не согласна с характеристикой происходящего. Как это — неправильно, если он ощущал сейчас себя очень правильно. Михаил чувствовал стремительное всепоглощающее счастье и не хотел от него отказываться.
— Всё правильно, — прорычал он, вновь впиваясь в губы Оксаны, и больше она не сопротивлялась. Она позволила ему абсолютно всё, шепча и вскрикивая что-то бессвязное, и каждый её вздох, каждое движение отзывалось в Михаиле бесконечным удовольствием. Он чувствовал себя скрипачом, который играет на любимой скрипке свою самую обожаемую мелодию, и эта мелодия отражается в его душе, преображая её, уничтожая всю боль и гниль, раскрашивая окружающий мир яркими красками…
Михаил не помнил, сколько раз брал Оксану за эти несколько часов, оставшихся до рассвета, но когда наконец уснул, сжимая её в объятиях, то чувствовал себя выжатым до донышка и безумно уставшим — но при этом и невероятно, невозможно счастливым.
Глава 57
Оксана
Просыпаться было настолько приятно, что Оксана отчаянно не хотела этого делать. Тем более что склерозом она не страдала, и воспоминания о прошедшей ночи обрушились на неё сразу, как ушёл сон. Да и странно было бы, если бы не обрушились, — ведь Оксана по-прежнему спала в объятиях Михаила… Миши, как она называла его ночью.
Господи, какой позор. Он же её начальник. У него жена. И дети.
На все эти — несомненно правильные — мысли тело отзывалось сладкой усталостью и ощущением дискомфорта между ног. Неутомимый Алмазов… У Оксаны ни разу в жизни не случалось такого количества оргазмов за одну ночь. Да и сам он… не отставал. И всё это — без презерватива, потому что ни он, ни она не собирались заниматься подобным, не подготовились. Тело из-за этого было липким, а ещё в комнате настолько сильно пахло сексом, что Оксана моментально вновь возбудилась.
Чёрт. Совесть, где ты? Срочно просыпайся!
Но совесть отчего-то молчала, и Оксана, досадуя на собственную безнравственность, выскользнула из объятий Алмазова и прошмыгнула в душ. Хорошенько намылилась, смыла с себя все свидетельства развратного поведения и вылезла из ванны, испытывая неловкость и страх при мысли о том, что скоро придётся общаться с Михаилом, обсуждать произошедшее, наверняка выслушивать его извинения…
Нет, вот только не извинения! Оксана едва не зарычала, подумав об этом. Если Алмазов начнёт разговор со слова «извини», она его чем-нибудь стукнет. Что угодно, только не это! Пусть лучше просто молчит и глазами сверкает. Оксана сама за него всё скажет. И что это была ошибка, и что больше такого не повторится, и что она уволится сразу после каникул. Лучше сказать это всё самой, не ждать подобных откровений от Михаила. Главное — во время разговора позорно не разрыдаться.
Выйдя из ванной, Оксана тут же схватилась за мобильный телефон, проверила звонки и сообщения — нет, ничего не было. Скорее всего, операция длится до сих пор.
Вот что она за человек такой? У неё отец в реанимации, а она полночи трахается, да ещё и с женатым мужчиной. Чем она лучше отца? Да ничем!
Что же это получается — Оксану теперь можно считать любовницей Алмазова? Ну уж нет, дудки! Обойдётся! Подловил её на слабости, поймал в момент слёз и переживаний, вот она и расклеилась, упала в руки, как перезревшее яблоко. Но больше Оксана такой ошибки не совершит ни за что. Мало ей кобеля Коли? Он хоть её мужем был, а Михаил — муж чужой!
Пыхтя от досады и злости на себя и Алмазова, Оксана принялась готовить омлет. Разбила яйца в миску, добавила молоко и специи, поставила сковородку на плиту и уже собиралась зажигать огонь, как вдруг на кухню зашёл сонный и взъерошенный Михаил в одних только джинсах.
Оксана замерла, ощущая, как щёки заливает жаром. Воспоминания о прошедшей ночи вспыхнули в ней сверхновой звездой, опалив сердце и душу, и во рту сразу стало сухо, а в груди — горячо. И даже между ног что-то сжалось и жалобно затянуло, будто готовясь к вторжению…
Взгляд Алмазова оказался не менее обжигающим, чем мысли Оксаны, и она даже опомниться не успела, как Михаил подошёл к ней вплотную, сжал в объятиях и, наклонившись, коснулся губами шеи.
— Миш… — вырвалось невольно, и Оксана едва не застонала, но уже не от удовольствия, а от досады на себя. Хотела же придерживаться официального формата общения! — Я…
— Подожди, Оксан, — прошептал Алмазов, выпрямляясь и заглядывая ей в глаза. — Сначала я скажу. Не хочу, чтобы ты переживала. У меня сейчас нет отношений ни с одной женщиной, в том числе с женой. Наш брак с Таней давно существует только на бумаге.
Оксана задержала дыхание, напряжённо вглядываясь в глаза Михаила. Серьёзные и спокойные, удивительно тёплые — нет, не могут они лгать…
Но как же?..
— Я не буду пока рассказывать тебе подробности своей семейной жизни, хорошо? Не сейчас. Это долгий и неприятный разговор, — продолжал Михаил с той же серьёзностью, ласково поглаживая Оксану по спине. — Просто не хочу, чтобы ты думала, будто всё это было для меня обыкновенным развлечением. Нет.
— А чем это тогда было? — тихо спросила Оксана и чуть покачнулась, услышав в ответ:
— Ты мне нравишься. Сильно. Я бы хотел попробовать… быть с тобой. Но… — Михаил тяжело вздохнул и поморщился. — Мне для этого нужно разобраться со своими семейными обстоятельствами. Там… всё сложно. Не с женой — с детьми, вернее с дочкой. Я обязательно расскажу тебе, но позже.
— Ты сегодня улетаешь? — уточнила Оксана. Михаил кивнул, и её укололо болью и досадой. Казалось бы — почему? Жила же раньше без него. И не думала о том, с кем её шеф проводит новогодние каникулы.
Но теперь всё изменилось.
— Когда я вернусь, мы ещё раз поговорим. Мне нужно подумать, как сделать всё так, чтобы меньше травмировать Машу. Ты понимаешь меня? — Михаил поднял руку и коснулся щеки Оксаны кончиками пальцев. — Я
