завязки романа — были в рамках этой редакции созданы несколько позже следующих за ними и содержащихся в рукописи 27 весенних деревенских и летних петербургских глав. И так как перемены в персонажах, сделанные автором после возобновления работы над зимними главами, не успели перейти в другие сегменты ДЖЦР до соединения их общей пагинацией, то в действии Части 2 в этой редакции «младшие» в генезисе варианты характеристик или имен персонажей предшествуют «старшим».

Так и было с героиней — сестрой Каренина. В исходном автографе уже не раз упомянутых глав о Левине в деревне весной, на первой странице, имеется несколько конспективных помет, объединенных рубрикой «Добав[ить]», насчет содержания смежных глав других сюжетных линий. Одна из них гласит: «Мари отсекнулась»[489]. Просторечный или окказиональный глагол, который Толстой не раз употреблял в рукописях АК (так не доведя его, однако, до печати) для брезгливого уподобления особого рода моральной и физической ущербности — сыворотке, отсекшейся от простокваши, уже привлекал наше внимание в предыдущей главе. Цитированная помета подразумевала развитие определенной черты в персонаже, и черта — безжизненная религиозность «души в турнюре» — получает развитие в надлежащем месте авантекста, но так, в некотором смысле, исчерпывающе, что это провоцирует дальнейшую ревизию.

Исчезать персонаж начинает одновременно с тем, как в фабулу вводятся новые главы — будущая концовка Части 1, где резко сгущается специфически петербургская тематика романа. Для нового участка используется, подобно строительной заготовке, отрывок из другой сцены, оказавшийся там лишним, — характеристика Мери посреди рассказа о первой попытке Каренина объясниться с Анной[490]. При отладке, необходимой для переноса персонажа в новую главу (об Анне в ее собственной гостиной сразу по возвращении из Москвы), Мари сначала заменяется двояко, как бы на пробу и на выбор, соименной соратницей, но не родственницей Каренина («[Мери] была старая, знаменитая дама, главный друг Алексея Александровича») и графиней N., тоже появляющейся в действии впервые («Алексей Александрович был один из верных ее сотрудников, и Анну графиня N. причисляла к своим <…>»)[491]. А в следующей редакции отводившееся сестре Каренина персонажное задание — экземплификация великосветского святошества — окончательно перенимается памятной многим читателям графиней Лидией Ивановной, которой прозвище «самовар» подходит куда больше, чем «душа в турнюре»[492]. Фраза «Мари отсекнулась» обретает почти каламбурное звучание. Тот факт, что в версии сцены после скачек, созданной лишь немногим раньше того, но позднейшей по времени действия[493], обреченный на отсечение персонаж еще получил выход, подчеркивает сложность процесса этой правки. Кроме того, сам «маршрут» правки в авантексте, начиная с конспективной пометы в черновике глав о Левине, показывает, что даже серия совсем новых глав Части 2 — ибо в редакции 1873 года не было Левина весной — родилась еще до того, как оформилась идея замкнуть Часть 1 сценами погружения Анны и Вронского в привычную той и другому среду.

Совершив эту экскурсию от рукописи 27 вверх по течению текста ДЖЦР, двинемся в противоположном направлении. Ведомые номерами листов П/74, мы попадаем в рукопись 38[494]. Нижний слой ее содержательно и по объему составляет ядро ДЖЦР — кульминационную Часть 3 в этой редакции. Входящие в эту рукопись сегменты с П/74 значительно пространнее, чем в любой из трех других рукописей с этой пагинацией. Текст начинается главами о Левине в деревне в сенокосную пору (3:1–6) и завершается счастливым свиданием, на исходе следующей зимы, Анны и Вронского после ее родов, болезни и выздоровления (4:23). В проекции на ОТ этот материал соответствует двум вместе взятым Частям — 3‐й и 4‐й[495], но еще без целого ряда важных компонентов сюжета и отрезков повествования, которые, к примеру, вводятся в позднее добавленных главах о трех петербургских героях в течение нескольких дней после признания Анны мужу и о хозяйственных заботах и интеллектуальных исканиях Левина на протяжении пары месяцев во второй половине лета — начале осени. В связи с темой развода надо сразу указать на концовку — ее немного погодя нам предстоит разобрать подробнее — рукописи 38 в ее нижнем слое и, соответственно, кульминационной части в ДЖЦР. Эта редакция иначе развивает тему развода Анны и Каренина, чем таковая 1873 года: финальная глава в своих заключительных строках не сообщает ничего о состоявшемся расторжении брака, но и не делает очевидным отказ Анны от такой развязки узла в отношениях с мужем[496]. Словом, вопрос о разводе на этом повороте фабулы, в эйфорический момент соединения любовников, остается в ДЖЦР открытым.

Сопринадлежность сегментов рукописи 27 с П/74 и нижнего слоя рукописи 38 с тою же П/74, к одной и той же редакции явствует не только из сквозной пагинации, но и из последовательности текста и тождественности деталей, хронометрирующих работу Толстого над романом. Последнее в особенности относится к статусу персонажей в генезисе текста. В главах о Левине в его летних занятиях, как и в весенних главах из рукописи 27, по-прежнему фигурирует «старуха тетушка», которая здесь вывихивает руку, посредством чего подталкивается вперед развитие действия; и только в позднейшей правке вывих достается Агафье Михайловне[497]. Из персонажей, впоследствии или даже вскорости удаленных, не забыта на этом отрезке повествования и сестра Каренина: в финальной главе оставленный женою муж собирается переезжать на «небольшую квартиру», которую нашел «для себя, сына, сестры и гувернантки»[498].

В особенности же показательно присутствие в нижнем слое рукописи 38, в разных местах — и присутствие в определенном, пока не финальном, изводе — такого персонажа, как старший брат Левина Сергей, ученый, публицист и полемист, лощеный интеллектуал, холостяк средних лет. Этот второстепенный, но значимый, имеющий свою индивидуальность герой возникает в генезисе текста в черновиках глав Части 1 не на самой ранней стадии писания, а зимой 1873/74 года, когда Левин решительно выдвигается в центр двуединого повествования и его история обретает новую глубину и событийность. Будущий — в ОТ — Сергей Иванович Кознышев, единоутробный брат Левина, начинает появляться в авантексте как родной брат протагониста, Сергей Дмитриевич Левин[499]. Именно Сергеем Левиным он последовательно зовется в нижнем слое рукописи 38 — и в летних деревенских главах, где он не спеша, между прогулками и ужением рыбы, вычитывает корректуры своей печатающейся книги и в споре с братом доказывает тому пользу общественной деятельности, и в главах будущей Части 4 о счастливом для Левина вечере у Облонских, где, кроме объяснения в любви между героем и героиней, происходит оживленный разговор гостей на политические и интеллектуальные темы[500].

Свой самый первый выход в рукописных