— Что? — встрепенулась Зайка.

— Я просто хотел убедиться, что ты меня слушаешь, — улыбнулся я. — Крокодилов не будет. Ну вот скажи сама — кому ты доверишь хранение важных документов?

— Мы можем такое сделать, — согласилась Зайка, — и ячейки банка с этим, конечно, даже близко не сравнить. Меня смущает только стоимость этой затеи. Если спрос будет не очень большим, то такое хранилище может запросто оказаться убыточным.

— Спрос сложно предсказать, — признал я, — но мы можем его неплохо простимулировать, а заодно и решить нашу проблему с золотом.

Вот сейчас я полностью захватил её внимание.

— Золото — это очень надёжное вложение, гораздо более надёжное, чем акции или векселя, но люди практически не вкладываются в золото. Почему?

— Его негде хранить? — легко догадалась Зайка.

— Совершенно верно. Дома его хранить нельзя. Банковская ячейка? Это просто смешно — сотрудники банка это золото и украдут, банк ведь просто сдаёт ячейку в аренду, не гарантируя сохранности содержимого. Зато с нашим хранилищем владение золотом выглядит вполне надёжным. Будем делать стандартные слитки с нашим гербом весом в большую гривну[14] и продавать их населению. Для покупателей нашего золота будем давать скидку на хранение.

[14 — Большая гривна — мера веса, примерно 400 грамм. Исторически денежная единица «гривна» как раз и была просто куском золотом весом в гривну, отсюда и одинаковое название. Кстати, для мелких платежей от гривны отрубали куски, так произошло слово «рубль».]

— А ведь действительно, может неплохо получиться, — с энтузиазмом заявила Зайка, быстро прикидывая какие-то цифры в своём неизменном блокноте. — Взять два источника убытков и объединить их в одно прибыльное предприятие. Идеальное решение.

* * *

— Почему они все такие слабые? — вдруг спросила Ленка.

Я сразу понял, что она имеет в виду, и кто такие «они». Последние дни перед отъездом Ленка пропадала в дружине, увлечённо занимаясь мордобоем с помощницами Генриха. Сам Менски был для неё ещё не по силам, а вот с Леей и Эммой она дралась практически на равных, причём с обоюдным удовольствием. У каждой были свои любимые подлянки, и дамы охотно ими обменивались.

— С Мариной ты же вроде на равных? — ответил я вопросом на вопрос.

— Нет, Маринка тоже слабовата, — с печалью ответила она. — Я по большей части аккуратно на ничью сводила, просто не хотела подругу унижать. Генрих всё замечал, конечно, но ничего не говорил. Он всё-таки совсем не дурак, нюансы понимает.

— Далеко не всем хочется стать Высшими, — пожал я плечами. — Трудно, опасно, работать надо много, и при этом никаких гарантий, что когда-нибудь возвысишься. Для большинства мечты дальше Старшей не заходят, а многим даже и пятого ранга хватает.

— У большинства амбиции совсем скромные, — согласилась Ленка. — Знаешь, Кени, если ты сделаешь эти тренировки постоянными, будет бунт.

— Да я и сам уже понял, что сильно переоценил готовность наших развиваться дальше, — с досадой ответил я. — И Менски это тоже не нужно — постоянно пинать людей, которые не хотят учиться. Ему такого удовольствия и в Академиуме давно хватило, он к нам не за этим придёт. Думаю, общие тренировки сделаем достаточно редкими, а постоянные занятия будут только для желающих.

Мы молча стояли в стороне, наблюдая за суетой на перроне — приехали мы слишком рано, и погрузка была ещё в самом разгаре. В хозяйственный вагон передавали ящики с продуктами, возле паровоза стояла цистерна со спиртом, а из открытого окна вагона охраны доносились ругательства командира. Ленка смешливо фыркнула от особо цветистого эпитета и спросила:

— В империю через Польшу поедем?

— Нет, через Польшу я без мамы не рискну, — покачал головой я. — Они там, конечно, маму побаиваются, но как-то это не слишком надёжно. На нас многие зуб точат, может и найтись кто-нибудь понаглее да поглупее. Из Риги поедем в Вену через Киев, так безопаснее.

— Боишься? — она посмотрела на меня с едва уловимой насмешкой.

— Боюсь, — признался я. — И совершенно этого не стесняюсь. Только дурак ничего не боится, а я по-дурному рисковать не собираюсь. Я свои силы оцениваю здраво.

Ленка насмешливо улыбнулась, но меня эта насмешка совершенно не обманула — в эмоциях у неё было полное одобрение. Она меня просто дразнила.

— Я так и не поняла, Кени, чего князь от тебя хочет. Чтобы ты с имперцами заключил какой-то договор?

— Какой договор, о чём ты? — усмехнулся на это я. — У нас никакой договор с империей невозможен. Так, обсудим кое-какие разовые сделки, и всё.

— Почему это вдруг договор невозможен? — не поняла Ленка.

— Потому что мы друг для друга являемся недоговороспособными. Ну, некоторые общие договорённости у нас с ними всё-таки есть, но ни мы, ни они их особо всерьёз не воспринимаем.

Ленка смотрела на меня с непонимающим видом, и я понял, что придётся объяснять:

— Мы основы правовой системы княжества в школе проходили — ты помнишь, как наши суды образовались?

— Это же факультативом шло, — напомнила она. — А я брала факультативы по истории искусства и прикладной графике.

— Это факультативно было, точно, — припомнил я. — В общем, наша судебная система изначально пошла от суда князя. Позже князь делегировал судебные полномочия своим назначенцам, оставив княжеский суд для исключительных случаев. Для разбора тяжб людей служилых и взыскания вир князь назначал вирников, которые через столетия превратились в Суд Дворянской Чести. Тяжбы простолюдинов разбирал Общинный суд, из которого впоследствии выделились Мещанский и Гильдейский суды. У каждого из них свой кодекс, и судят они по-разному, но есть одно общее свойство: князь всегда судит по чести, и все суды, происходящие от княжеского суда, тоже судят по чести.

Ленка явно ещё не поняла, к чему я подвожу, но слушала внимательно.

— Отсюда и происходит разница в договорном праве. Судебная власть империи полностью основана на римском праве, поэтому суд в империи смотрит только на договор. У нас суд тоже смотрит на договор, но относится к нему лишь как к одному из доказательств, не более того. Наш суд всегда выясняет, что стороны ожидали от договора во время его заключения, и именно понимание договора